Антология современной французской драматургии.Том 1
Шрифт:
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Очень жаль.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да… Жаль также, что появление этих вакханок прервало поток вашего красноречия.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Вы ироничны.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Вовсе нет. Я действительно нахожу вас красноречивым.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Мы остановились на обвинительном заключении. Интересно было бы заслушать защиту… ( Поколебавшись, но видя, что все, даже Ален и Пьеретта, наблюдают за ним, имитирует движение защелкивающихся наручников.)Господа присяжные, представшая перед вами еще молодая женщина… Вы позволите, мадемуазель? ( Берет Лауру за руку, ставит два стула друг напротив друга, подзывает пальцем Алена, который ускользает, замечает Патрокла, хватает его за полу
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Ах, так это он? Я все время слышу эту историю, и говорила вам, что меня от нее тошнит.
Так что, приговор выносим оправдательный?
КРИСТОФ. Недурно здесь. Весело…
ИВЕТТА. Браво!
ДЖУДИ. Да здравствует де Голль!
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Вот что вы спровоцировали!
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Признаюсь, не ожидал…
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. А вы что, думали, мы станем плакать?
Непременно приду вас послушать, когда у вас будет большой процесс с присяжными.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Я с присяжными не работаю. Специализируюсь исключительно на гражданском праве…
ЛИЛИАНА. На завтра все в порядке, Кристоф, они нам их одолжат.
КРИСТОФ. Что?
ЛИЛИАНА. Да украшения…
АЛЕН (перечитывая слова на листке).Иду поступать в парашютисты. (Пьеретте.)Ты можешь себе представить, чтобы он спрыгнул из самолета на лету?
ПЬЕРЕТТА. А почему бы и нет, Ален?
АЛЕН (скривившись).И потом, он же еще мал. Ему ведь только семнадцать…
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Мой муж по работе постоянно общается с адвокатами. (Смеется.)Вообще-то он их недолюбливает. Говорит, что умный адвокат — такая же редкость, как белый слон.
Уверена, он будет очень рад с вами
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Я занимаюсь в основном тяжбами предприятий средних масштабов.
ЛИЛИАНА. В данный момент они производят учет. У них ощущение, что полдюжины предметов уже недостает…
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Украшений?
ЛИЛИАНА. Да. Одного браслета, одного очень важного кольца необычайной красоты, которое они даже не успели сфотографировать. Двух шпилек.
ЛАУРА (Алену, возле которого держится Пьеретта).В конверте было еще вот это… (Показывает маленький бесформенный предмет, держа его между большим и указательным пальцами.)Уж и не знаю, что он над ним совершил. Должно быть, прыгал по нему всей тушей. Или молотком бил. В общем, постарался.
ЛИЛИАНА. Что? Следствие? Нет, они говорят, ничего из этого не выйдет. Все рабочие — братья, либо родные, либо двоюродные.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Представляю, как надо за ними присматривать. Но вы довольны?
ЛИЛИАНА. О, небо было просто невероятным.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. И они успели все снять до ливня.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Обязательно постараемся не пропустить этот номер.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Я провожу вас на вокзал.
Катеб Ясин
ТРУП ОКРУЖЕННЫЙ
ЛАХДАР. Это улица Вандалов. В Алжире или Константине, Сетифе или Гельме, Тунисе или Касабланке. Увы, здесь не хватит места, чтобы показать во всех подробностях эту улицу нищих и калек, услышать призывы девственных лунатичек, пойти за гробом ребенка и уловить в музыке замкнутых домов отрывистый шепот бунтарей. Здесь я родился, здесь ползаю и сейчас в надежде вновь научиться ходить, с тем же разверстым пупом, который так и не успели перевязать; и я возвращаюсь к кровавому источнику, к нашей нетленной матери, к непогрешимой Материи, то порождающей кровь и энергию, то застывающей в солнечном горении. Она уносит меня в светлый град, таящийся в прохладной глубине ночи, меня, человека, убитого неизвестно за что, ибо никакой ощутимой пользы моя смерть не принесла, словно непроросшее зерно, павшее под серпом, чтобы заколоситься где-то там, на грядущих полях сражений, где раздавленное тело соединяется в упоении победы с сознанием размозжившей его силы, где жертва учит палача владеть оружием, где палач не знает, что на самом деле страдает он, а жертва не ведает, что неодолимая Материя покоится в заскорузлой крови и поит ею солнце… Это улица Вандалов, улица призраков, воинов, обрезанных мальчуганов и новобрачных; одним словом, это наша улица. Впервые я чувствую, как она пульсирует, будто единая наполненная кровью артерия, и я могу отдать здесь душу, не потеряв ее. Я больше не тело, а улица. Отныне только пушка может сразить меня. И даже если пушка уложит меня, я все еще пребуду здесь светом звезды, восславляющим руины, и ни один снаряд больше не коснется моего дома, если только ребенок, повзрослевший до срока, не разорвет земное притяжение, чтобы испариться в звездном благоухании, тесно слившись со мной в том шествии, где смерть становится игрой… Здесь улица звезды моей Неджмы, здесь та единственная артерия, в которую я готов влить свою душу. Это улица вечных сумерек, и дома ее теряют белизну, словно теряют кровь, с неудержимостью атомов на грани взрыва.