Антоний и Клеопатра

Маккалоу Колин

— Если мы не сумеем спасти все твои одиннадцать легионов здесь, у нас есть еще четыре, — с удовлетворением произнесла Клеопатра. — Пусть будет так, Марк. Тот корабль будет ждать на траверзе «Цезариона». Но прежде чем ты перейдешь на него, ты попрощаешься со мной на «Цезарионе», хорошо?

— Это нетрудно, — сказал он, смеясь, и поцеловал ее.

Секрет неминуемо раскрылся, когда в сентябрьские календы легионы были погружены — набиты, как сельди в бочке, — на транспорты Клеопатры и другие быстроходные корабли. Перед этим было замечено свидетельство чего-то более важного, чем морской бой: на всех кораблях, кроме массивных «пятерок», были сложены паруса и погружено огромное количество воды

и еды. Канидий, Попликола, Сосий, Лурий и остальные легаты предположили, что сразу же после боя они поплывут в Египет. Их предположение усилилось, когда все ненужные корабли были вытащены на берег и сожжены подальше от Амбракии, чтобы дым рассеялся, прежде чем Октавиан сможет увидеть его. Никто не подозревал, что само сражение — это дым, что никакого боя не будет. Гордые римляне Попликола, Сосий и Лурий не смогли бы смириться с этим. Канидий, разглядевший истину сквозь дымовую завесу, ничего не сказал своим товарищам, только подумал, сколько войска не успеет погрузиться на транспорты к тому моменту как Октавиан поймет, что происходит.

26

В конце лета ветер на Адриатике был более предсказуем, чем в любой другой сезон. Утром он дул с запада, а ближе к полудню менял направление на северо-западное, и чем севернее он поворачивал, тем больше набирал силу.

Октавиан и Агриппа не пропустили ни одного признака предстоящего сражения, хотя ни один разведчик не сообщил им о парусах, воде и еде на борту каждого транспорта Антония и Клеопатры. Если бы они знали об этом, то приняли бы контрмеры для отхода. А так они лишь посчитали, что противник устал сидеть тихо и решил поставить все на поражение Агриппы на море.

— Стратегия Антония проста, — сказал Агриппа Октавиану в их палатке. — Он должен повернуть мою линию кораблей на самом северном конце и гнать их на юг, то есть прочь от твоего лагеря на суше и моей базы в бухте Комар. Его пехота нападет на твой лагерь и на мою базу с хорошим шансом на победу. Моя стратегия тоже простая. Мне нужно не дать повернуть мою линию с подветренной стороны. Кому первому удастся повернуть, тот и победит.

— Тогда ветер скорее на твоей стороне, — заметил Октавиан, очень довольный.

— Да. Размер тоже на моей стороне, Цезарь. Эти чудовищные «пятерки» Антония слишком неповоротливые. Он — гигант Антей, а мы — Геркулес, карлик по сравнению с ним, — с усмешкой сказал Агриппа. — Но он, кажется, забыл, что Геркулес оторвал Антея от матери-земли. Ну что ж, в сражении на воде Антей попросту не сможет черпать силу из земли.

— Найди мне флотилию, которой я смогу командовать на южном конце твоей линии, — велел Октавиан. — Я отказываюсь пережидать это сражение на суше, не хочу, чтобы все называли меня трусом. Но если я буду достаточно далеко от главного удара, то не смогу помешать твоей тактике даже самой невинной ошибкой. Сколько наших легионеров ты планируешь использовать, Агриппа? Если Антоний победит, он ведь нападет на наш лагерь и порт?

— Тридцать пять тысяч. На каждом корабле есть гарпун, чтобы тянуть этих слонов, и множество лестниц с крюками. Наше преимущество в том, что наши солдаты натренированы как матросы, а Антоний не побеспокоился об этом. Но, Цезарь, бесполезно сидеть на южном конце нашей линии. Лучше тебе быть на моей либурне моим заместителем. Я верю, что ты не будешь отменять мои приказы.

— Спасибо за комплимент! Когда это произойдет?

— Завтра, судя по всем знакам. Мы будем готовы.

На второй день сентября Марк Антоний вышел в Амбракийский залив с шестью эскадрами, взяв под начало самую северную. Его правое, северное крыло состояло из трех эскадр, в каждой эскадре пятьдесят пять массивных «пятерок». Попликола был его заместителем.

Агриппа расположился на веслах дальше от берега, чем ожидал Антоний, а это означало, что придется грести дольше, чем он хотел. Поздним утром он подошел на нужное расстояние и лег на весла, дав отдохнуть гребцам. Только к полудню, когда ветер подул с севера, стало возможно начать бой. Клеопатра и ее транспорты воспользовались преимуществом большого расстояния и подошли к входу в бухту, словно они были в резерве. Она надеялась, что, находясь на большом расстоянии от них, Агриппа не догадается, что на ее кораблях находится войско.

Ветер стал меняться. Обе стороны отчаянно гребли на север, галеры на северном конце обеих сторон выстроились в линию, в результате между «пятерками» Антония образовались большие интервалы, чем между либурнами Агриппы.

Состязаться было трудно. Ни одной стороне не удавалось повернуть другую сторону под ветер. Вместо этого две конечные эскадры оказались заблокированными.

«Антония» и флагман Агриппы «Бог Юлий» первыми вступили в бой, и буквально через несколько минут шесть проворных маленьких либурн зацепили «Антонию» и притянули к себе. Через какое-то время Антоний увидел, что десять из его галер тоже в опасности: к ним тоже «прицепились» либурны. Некоторые горели; не имело смысла таранить и топить их, если огонь все сделает. Солдаты с шести либурн устремились на палубу «Антонии», и Антоний решил покинуть корабль. Он видел, что Клеопатра и ее транспорты вырвались из бухты и под парусами двинулись на юг, подгоняемые северо-западным ветром. Антоний прыгнул в пинас и помчался за ними, лавируя между либурнами.

Никто на борту «Бога Юлия» не заметил эту лодку. Антоний был уже на расстоянии полумили, когда «Антония» сдалась. Луций Геллий Попликола и другие две эскадры Антония быстро сдались без боя, а Марк Лурий, командующий центром Антония, повернул свои корабли и пошел обратно в бухту. Левый фланг под командованием Гая Сосия последовал примеру Лурия.

Это был разгром, посмешище, а не битва. Из более чем семисот кораблей на море столкнулись менее двадцати.

Собственно, это было невероятно до такой степени, что Агриппа и Октавиан пришли к убеждению, что этот самый странный из всех исходов сражений не более чем трюк и что утром Антоний предпримет другую тактику. Поэтому всю ту ночь флот Агриппы лежал на веслах в открытом море, упуская возможность поймать Клеопатру и сорок тысяч римских солдат.

Поскольку на следующий день никакой хитроумной тактики предпринято не было, Агриппа отплыл обратно в Комар, и они с Октавианом пошли посмотреть на пленных.

От Попликолы они узнали шокирующую правду: Антоний дезертировал и последовал за убегающей Клеопатрой.

— Во всем виновата та женщина! — кричал Попликола. — Антоний и не думал драться! Как только с «Антонией» было покончено, он перепрыгнул через борт и погнался за Клеопатрой.

— Невероятно! — воскликнул Октавиан.

— Говорю тебе, я видел это сам! И, увидев, подумал: зачем подвергать опасности своих солдат и экипажи? Мне казалось, что честнее будет сдаться. Я надеюсь, ты оценишь мой здравый смысл.

— Я высеку это на твоем памятнике, — добродушно промолвил Октавиан и обратился к своим германцам: — Я хочу, чтобы его немедленно казнили. Проследите.

Пощадили только Сосия. Аррунтий просил за него, и Октавиан прислушался к его просьбе.

Как выяснилось, Канидий пытался убедить пехоту атаковать лагерь Октавиана, но никто, кроме него самого, не хотел драться. И войска не хотели сворачивать лагерь и идти на восток. Сам Канидий исчез, пока представители легионов вели переговоры о мире с Октавианом. Октавиан отослал иностранных наемников домой, а для римлян нашел землю в Греции и Македонии.