Анютины глазки
Шрифт:
Сочтя этот жест за разрешение, я кивнула неприкаянному на открытую дверцу, а следом и сама забралась в салон.
Флора к работам я стала привлекать редко. Разве что когда немного помочь нужно. Управляющий целыми днями занимался с Таей. Учил её красиво демонстрировать товар, элегантно приседать в книксене и делать реверансы, поправлял излишне простонародные слова и выражения. Тренировал, как отвечать на возражения или откровенное хамство иных клиенток, а также наставлял в ведении учётных тетрадей: сколько единиц товара
– Друг мой, откуда в тебе столько знаний и навыков? – не переставала удивляться я.
На что карлик только отмахивался:
– Не так уж много я и знаю. Говорил же тебе, что родился и вырос в непростой семье. И пусть родители стеснялись меня и не представили обществу, но учителей нанимали толковых. Отец планировал пристроить меня управляющим в одно из своих поместий – наследовать я не мог, так хоть место достойное было бы и брату помощь. Как понимаешь, учили не только учёту, чтению и письму. Я хорошо знаю географию, экономику и историю. Это тело у меня уродливое, а мозги лучше, чем у иных красавцев работают.
– Постой, а почему ты наследовать не мог? – перебила я рассказ Флора.
– Наследником может быть только тот, кто следующему наследнику жизнь даст. А кто за меня замуж пойдёт и дитя решится родить? – с затаённой горечью ответил мой помощник. – Во-о-от… Артистизму и всяким штукам уже учился в балагане. Я и жонглировать умею, и фокусы показывать, и много ещё всякого.
– Приехали, моса, – отвлёк меня от размышлений Яша.
Выйдя из магического экипажа, он осмотрелся, кому-то призывно махнул и начал выгружать коробки с рассадой. Скоро, шумно гремя колёсами по брусчатке, два юных помощника садовников подкатили тележку. Рабочий день начался.
Как бы я ни была погружена в работу, нет-нет да и бросала взгляд то на площадку перед парадным входом в Замок, то на старые парковые дорожки, которые ещё не успели разобрать на реконструкцию. Но ни Трофа, ни Васечки видно не было.
На четвёртый день, копаясь за кустарником в поисках пригодных побегов, случайно услышала разговор. Садовники проходили мимо, но остановились, потому что одного из них захлестнули эмоции:
– Врёшь! – хоть и горячо, но шёпотом воскликнул мужчина, хватая второго за рукав.
– Да чтоб мне всю оставшуюся жизнь ежевцу пропалывать! – в том же тоне ответил второй. – Ты же знаешь, что у меня свояк в замковой страже служит. Так вот, он вчера заходил нас проведать и рассказывал, что третий день минул, как сняли караул от личных покоев и кабинета Князя.
– Что же теперь будет? – как-то обречённо пробормотал первый.
– Не знаю, друг. Одно могу сказать, что осталось нам уповать лишь на милость Светлой матери. Ладно, пошли, а то старшой уже в нашу сторону косится.
И ушли, оставив меня в недоумении. В каких случаях убирают охрану от первого лица государства? Когда некого охранять… Тогда где же Троф? А Васечка с ним? Я едва дожила до конца рабочего дня, удивляясь самой себе, что не совала в подготовленную лунку рассаду
Сняв перчатки и рабочий фартук, выбив одежду от пыли и тщательно отмыв руки и лицо, я стояла на площадке у магомобиля, ожидая Гуса. Мимо пробегал мальчишка возраста Васечки. Вдруг у моих ног споткнулся, чуть не растянувшись на камни мостовой. Я едва успела подхватить его. А когда, улыбаясь неловкому благодарственному поклону, хотела отмахнуться, почувствовала: в ладони у меня что-то есть. Благо ума хватило не начать рассматривать это нечто у всех на виду, а делая вид, что поправляю платье, сунуть в карман. Тут и Гус появился.
Привычная дорога показалась бесконечной. Мне о стольком надо подумать, посоветоваться с Флором, а ещё записка карман жжёт. То, что это свёрнутый едва ли не до размера горошины листочек бумаги, я определила на ощупь. А если бумага, то записка. «По-моему, так…» – говорил очаровательный медвежонок Винни Пух голосом артиста Леонова.
Разглядывая записку под лучом светильника, я поняла, что не смогу её развернуть, не повредив бумагу.
– Флор, мне нужна твоя помощь, – позвала я карлика.
– Что это? – приблизив катышек к глазам, спросил тот.
Пришлось рассказывать и о подслушанном разговоре, и об инсценировке падения дворового мальчишки.
– Я понимаю, что это может быть розыгрыш или ничего не значащая бумажка, но в свете последних событий… – не закончив фразу, я вздохнула. – Флор, я беспокоюсь о них.
– Пошли на кухню, – позвал меня помощник, и я поплелась следом за ним, размышляя на ходу, как же развернуть эту треклятую бумажку.
А на кухне возилась Тая. Она поделилась со мной, что после занятий с Флором привычная домашняя работа её успокаивает.
– Я ведь даже не подозревала, что продавать – это так сложно, – заваривая мне отвар, жаловалась она. – Я-то как думала: подал, деньги взял, и всё. Оказывается, каждой угождать надо особо. Одной улыбаться требуется, с другой лишнего слова не скажи, а с третьей и вовсе необходимо о жизни прежде поговорить и только после того на товар её внимание обратить. И характер клиентки надо едва ли не за мгновенье определить.
– Трудно тебе, Тая? – посочувствовала я тётушке.
– Трудно, – согласно кивнула она, но тут же расплылась в улыбке. – Но как же интересно! И Флор… Какой он умный, как много знает и со мной как не с простой, а с досточтимой мотой разговаривает.
Вот и сейчас, увидев нас, входящих на кухню, она радостно улыбнулась, словно год с нами не встречалась. А Флор, хорошо ориентировавшийся в содержимом ящиков и полок, безошибочно нашёл небольшое ситечко на ручке, кинул в него нашу записку и пристроил над кастрюлей с кипящей водой. Подержал немного в облаке пара и выложил на стол уже не плотную горошину, а небольшой комок волглой бумаги плохого качества.
Практически не дыша, кончиками двух ножей Флор развернул измятый клочок, на котором кривыми буквами было нацарапано всего одно слово: «Помоги!»