Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
И тут же, взяв карандаш, он приписал к своей речи следующее вступление:
«Государь, перед вами – ключи от славного города Парижа. Это те самые ключи, что были вручены Генриху IV. Он отвоевал себе народ, сегодня же народ отвоевал себе короля».
Фраза вышла удачной и точной, она врезалась в память парижанам и надолго пережила все речи и даже труды Байи.
Что же до Людовика XVI, то он благодарно кивнул, однако покраснел, так как за почтительностью и цветами красноречия уловил едкую иронию эпиграммы.
Затем
– Мария Антуанетта не дала бы сбить себя с толку этой ложной уважительностью и ответила бы злосчастному астроному вовсе не так, как это собираюсь сделать я.
Слишком внимательно выслушав начало речи г-на Байи, Людовик XVI дальше уже не слушал и целиком пропустил речь г-на Делавиня, председателя выборщиков.
Наконец речи подошли к концу, и король, опасаясь, что покажется недостаточно довольным любезностями, сказанными в его адрес, весьма достойно и без намеков на прозвучавшие слова ответил, что знаки уважения, оказанные ему городом Парижем и выборщиками, доставили ему бесконечное счастье.
Затем он отдал приказ двигаться дальше.
Но прежде чем пуститься в путь, король удалил свою охрану, ответив сим жестом благородного доверия на полукомплименты, сделанные ему муниципалитетом посредством председателя выборщиков и г-на Байи.
Оставшаяся без конвоя и окруженная огромной толпой национальных гвардейцев и зевак, карета покатила быстрее.
Жильбер со своим спутником Бийо продолжали идти подле правой дверцы.
В тот миг, когда карета ехала через площадь Людовика XV, на другом берегу Сены послышался выстрел, и в голубое небо взвился легкий белый дымок, похожий на облачко ладана.
Жильбер ощутил мощный удар, словно эхо выстрела потрясло все его тело. На секунду у него перехватило дыхание, он поднес руку к груди, которую пронзила резкая боль.
Одновременно вокруг королевской кареты послышались испуганные возгласы: какой-то женщине пуля угодила под правую лопатку, и бедняжка рухнула как подкошенная.
Но та же самая пуля мигом раньше попала в одну из пуговиц Жильберова кафтана – массивную, сделанную по моде того времени из вороненого железа и граненую.
Пуля отскочила от защитившей Жильбера пуговицы, потому-то он и ощутил удар и боль в груди.
Кроме того, она вырвала клочок из его жабо и черного жилета.
Отскочив от пуговицы Жильбера, пуля наповал сразила несчастную женщину; умирающую, истекавшую кровью, ее поспешно отнесли в сторону.
Король слышал выстрел, но ничего не заметил.
Улыбнувшись, он наклонился к Жильберу и сказал:
– Там в мою честь жгут порох.
– Да, ваше величество, – отозвался Жильбер.
Он не стал говорить королю, что думает относительно такого приветствия.
Но про себя он признал, что причины для опасений у королевы были: не заслони он собою всю дверцу
Но чья же рука столь умело направила этот выстрел?
Тогда этого никто не пожелал выяснять, а теперь этого и подавно никто не узнает…
Побледневший Бийо не отрываясь смотрел на разорванные жабо и жилет Жильбера, заставляя Питу с удвоенной силой кричать: «Да здравствует отец французов!»
Впрочем, происходившее вокруг было столь грандиозно, что вскоре все позабыли об этом эпизоде.
В конце концов Людовик XVI подъехал к ратуше – после того как на Новом мосту прогремел в его честь салют из пушек, по счастью, не заряженных ядрами.
На фасаде ратуши виднелась надпись, составленная из толстых черных букв, которые должны были быть зажжены с приближением ночи. Надпись эта являлась плодом выдумки муниципалитета.
Она гласила:
«Людовику XVI, отцу французов и королю свободного народа».
Эта антитеза, не менее многозначительная, чем та, что была в речи г-на Байи, вызвала восхищенные крики парижан, собравшихся на площади.
Надпись привлекла внимание Бийо.
Однако поскольку фермер грамоты не знал, он заставил Питу прочитать ему надпись.
Затем попросил повторить еще раз, словно не расслышал с первого раза.
Когда же Питу слово в слово повторил фразу, Бийо вскричал:
– Там так и сказано? Так и сказано?
– Ну да, – отвечал Питу.
– Муниципалитет написал, что король – король свободного народа?
– Да, папаша Бийо.
– Но раз народ свободен, он имеет право подарить королю свою кокарду! – воскликнул фермер.
С этими словами он одним прыжком оказался перед королем, который как раз вышел из кареты и стоял перед ведущей к ратуше лестницей.
– Государь, – начал он, – вы заметили, что у бронзового Генриха Четвертого на Новом мосту национальная кокарда?
– И что же? – осведомился король.
– Государь, раз Генрих Четвертый носит трехцветную кокарду, стало быть, ее можете надеть и вы.
– Разумеется, – замялся Людовик XVI, – если бы у меня была…
– Ну что ж, – подняв руку, громко продолжал Бийо, – от имени народа я вручаю вам эту кокарду вместо вашей, примите ее.
Байи подошел поближе.
Король был бледен. Он начинал чувствовать, что дело заходит слишком далеко, и вопросительно взглянул на Байи.
– Государь, – проговорил тот, – это отличительный знак всех французов.
– Раз так, я ее принимаю, – согласился король, беря кокарду у Бийо.
И, сняв белую кокарду, он прицепил себе на шляпу трехцветную.
По площади прокатилось оглушительное победное «Ура!»
Раздосадованный донельзя, Жильбер отвернулся.