Анжелика. Королевские празднества
Шрифт:
Она сгорала от нетерпения броситься ему на помощь.
Упасть к ногам короля!
Но когда же он, в конце концов, вступит в Париж!
Июль подходил к концу.
За ним пришел август, и старый дядя Фалло заметил, что в этом году, в разгаре лета, никто не отдавал себе отчета, что оно проходит.
Дело было не в том, что август принес удушающую жару, худшую даже, чем в июле, когда гремели грозы, приносящие на некоторое время прохладу.
Но по обычаю, в августе высшая знать, дворяне и мещане покидали Париж со всеми домочадцами и слугами, чтобы устроиться в более или менее просторных загородных домах, дворцах и поместьях: одни — чтобы подышать свежим воздухом, другие — чтобы проследить за тем, как проходит
Однако этим летом Париж жил ожиданием торжественного въезда короля и новой королевы, и в город стекались толпы людей. Никто не знал точно, когда же состоится торжество, и все боялись пропустить захватывающее зрелище, слишком редкое, чтобы увидеть его дважды в жизни: въезд короля и королевы в столицу и пышные празднества.
Несмотря на нетерпение, все прекрасно понимали, что въезд короля Людовика XIV и новой королевы Франции, Марии-Терезии Австрийской [222] , непременно состоится и что заключенный союз означает, что граница между Францией и Испанией теперь будет определяться Пиренейским договором, обеспечивающим вечный мир между двумя державами.
222
В русской традиции имя «Мария-Терезия Австрийская» ассоциируется с императрицей Священной Римской империи (фактически — Австрии) (1717–1780), на троне с 1745 г. Французскую королеву, супругу Людовика XIV, принято называть также Марией-Терезией Испанской.
Все смирялись с тем, что приготовления к празднеству будут длительными и кропотливыми.
Адвокат Дегре больше не приходил.
Анжелика понимала, что до торжественной церемонии въезда короля в Париж предпринимать что либо бессмысленно, ей не получить ни новостей, ни помощи. Но томительное бездеятельное ожидание в квартале Сен-Ландри обернулось для нее настоящим испытанием.
Да еще Ортанс с ее талантом усложнять жизнь близким. Ей удавалось отравить даже лучшие воспоминания. Анжелике казалось нелепым то, что она огорчилась, словно ребенок, вспомнив, как ворчала добрая Пюльшери, пока они с Ортанс без умолку болтали зимними днями, склонившись в тусклом свете над шитьем в больших пустых комнатах замка Монтелу. Тетушка предрекала Анжелике, что та вырастет слишком легкомысленной. Ортанс тем не менее ценила то, что сестра составляла ей компанию, пока сама она сидела у окна и вышивала или чинила одежду.
Как и раньше, в Анжелике вспыхивало непреодолимое желание броситься вон из дома, но она подавляла его усилием воли, сознавая что сама навлекла на себя непонятную угрозу.
Однажды в полдень, спускаясь по лестнице, она заметила в вестибюле старого дядюшку, который, пошатываясь и опираясь на трость, подошел к входной двери и, украдкой оглядевшись по сторонам, отодвинул задвижку.
Анжелика подошла к нему и взяла под руку, помогая переступить порог.
— Я хочу выйти, — с подозрением глядя на нее, проговорил старик.
— Видит Бог, я не собираюсь мешать вам, месье. Я бы тоже хотела выйти, да боюсь заблудиться, оказавшись в Париже без сопровождения. Не согласитесь ли вы быть моим проводником?
Они пустились в путь, держась под руки, и Анжелика чувствовала облегчение оттого, что она не одна и не привлекает лишних взглядов. Немощный спутник позволил ей смешаться с толпой, которая на узкой улице за собором была особенно плотной. Здесь она была просто молодой женщиной, сопровождающей старика в его ежедневной прогулке.
После нескольких шагов дядя перестал скрывать свое удовлетворение. С тех пор как стали сказываться возраст и слабость, ему пришлось отказаться от удовольствия погреться на солнце во время коротких прогулок. Но сегодня ему захотелось посмотреть приготовления ко въезду короля, которые проводились на мосту Нотр-Дам, и он решился пройтись, помогая себе тростью. Предложение Анжелики пришлось как нельзя кстати.
У моста Нотр-Дам, рядом с больницей Отель-Дьё, толпа стала еще плотнее. Все вокруг о чем-то судачили. Поговарилвали, что обычно королевский кортеж пересекает остров Сите, чтобы потом по мосту Менял выйти на широкую, идущую с севера на юг старую улицу Нор-Сюд [223] , что тянется мимо величественного и нескончаемого Дворца правосудия, ступени которого в такие дни пестрят строгими черными и белыми с алым подбоем горностаевыми мантиями. Почему же на этот раз предпочли мост Нотр-Дам, выходящий к Старому рынку, с его изобилием предлагаемых торговцами цветов и трав?
223
Дословно: Север-Юг.
Дело, несомненно, в том, что король хотел показать молодой супруге лучшее, что есть в городе.
И все, как коренные парижане, так и гости столицы, признавали, что мост Нотр-Дам с его шестьюдесятью восемью домом из красного кирпича, мраморными колоннами посередине, навесами магазинчиков и яркими вывесками со стороны мощенной камнем улицы, производящими такое впечатление, словно вы находитесь на твердой почве, а не над водой; его галереями, нависающими над рекой — мост Нотр-Дам считался самым необыкновенным не только в Париже, но и во Франции, да и во всех европейских столицах. Сегодня по обоим его концам высились огромные, легкие, ярко украшенные триумфальные арки.
Арку у входа на мост посвятили Миру и Супружеской Любви.
На ней был изображен Марс, сраженный Гименеем и обезоруженный Амуром; Меркурий и Ирида [224] , державшие рядом портреты молодых супругов под материнским взором Юноны — Анны Австрийской. Дальше шли аллегорические пары персонажей, напоминавшие о благах счастливого союза. Честь и Плодовитость или, к примеру, Верность, несущая обручальное кольцо, и Брачный Союз с двумя сердцами, пронзенными стрелой.
224
Меркурий и Ирида — вестники богов.
Со стороны Нового рынка на главной картине изобразили Геркулеса с лицом короля и Минерву с лицом королевы, а посредник между ними, Меркурий, — кардинал Мазарини. С небес спускались святой Людовик и Бланка Кастильская, чтобы благословить молодоженов, а на земле Амуры и объединенные народы пели «Гименей! Гименей!».
На самом мосту, по всей длине улицы, где с домов сняли вывески, высились гигантские кариатиды [225] высотой с первый этаж. На вытянутых руках они держали по одному-два медальона, «выкрашенных под бронзу», с портретами всех французских королей в порядке наследования престола, начиная с Фарамона и заканчивая Людовиком XIV. Основание моста было увито гирляндами цветов и плодов, раскрашенных весьма правдоподобно.
225
Кариатиды — статуи одетых женщин, заменяющие собой колонны, поддерживающие перекрытия пролета или завершение стены.
Ожидая возможности подобраться поближе и рассмотреть украшения, Анжелика вновь оказалась в толпе и услышала рассказ о самой ужасной катастрофе, которую когда-либо знал Париж — не считая войн и массовых убийств. Эта история была связана с первым мостом Нотр-Дам, на котором тоже стояли дома, и представляла собой одну из самых известных и страшных городских легенд, всегда заставлявшую слушателей задерживать дыхание. В преддверии нового века, точнее, в 1499 году, несколько плотников предупредили, что «некоторые сваи моста настолько износились, что вот-вот треснут, и что необходимо удалить их и заменить новыми».