Анжелика. Мученик Нотр-Дама

Голон Анн

— Сдается мне, Весельчак, ты доволен своим новым приобретением, — сказал он, подмигнув Николя. — Но что об этом подумает маркиза Полька?

— Заткнись, — проворчал главарь, — да и по какому праву ты посмел заявиться в мою берлогу?

— По праву верного слуги, который заслужил вознаграждение. Не забывай, что именно я привел тебе эту красотку, на которую ты столько времени пялился во всех парижских закоулках.

— Притащить ее на кладбище Невинных! Да, ловко придумано. Хорошо еще, что Великий Кесарь не забрал ее себе и не перехватил Родогон-Египтянин.

— Нужно было,

чтобы ты ее выиграл, — заявил крохотный Баркароль, которому пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть на Николя. — К черту того главаря, который не может побороться за свою маркизу! Не забудь, ты еще не заплатил за нее весь выкуп. Верно, красотка?

Анжелика пропустила их разговор мимо ушей: она увлеченно ела. Карлик с умилением разглядывал ее.

— В свиных ножках самое вкусное — это маленькие косточки, — любезно заметил он. — Их приятно сосать и ими весело плеваться. Я считаю, что все остальное, кроме них, можно оставить.

— Почему это ты говоришь, что я еще не заплатил выкуп? — нахмурился Весельчак.

— А как насчет того типа, она же хочет, чтобы его убили? Косоглазого монаха…

Главарь повернулся к Анжелике:

— Так это правда? Ты этого хочешь?

Она слишком поторопилась с едой. Пресытившись, она снова улеглась на постель, и на нее навалилось какое-то неприятное оцепенение. Анжелика ответила Николя, не открывая глаз:

— Да, так нужно.

— Это справедливо! — вскричал карлик. — Свадьбу нищих должна оросить кровь! Хо-хо! Кровь монаха…

Он грязно выругался, но, когда главарь пригрозил ему, скрылся за дверью.

— Это правда. Я хочу, чтобы ты помог мне кое-кого убить.

Николя зловеще расхохотался.

— Убить! Сколько пожелаешь! Я уже многих отправил на тот свет.

Анжелика почувствовала, что ненавидит его за эти ужасные слова, но в то же время ее охватило огромное облегчение.

Он это сделает! Николя это сделает ради нее. В конце концов, напряжение, в котором она находилась, постепенно стало спадать. Перед этим ею владели нетерпение, до предела натянувшее ее нервы, и одержимость, лишавшая ее способности рассуждать здраво. Она и боялась, и отчаянно стремилась к этой цели, понимая, что месть — последний ее долг перед мужем.

* * *

— Ты мне обещаешь.

— Я тебе обещаю.

* * *

«Ради Жоффрея, — думала она, — ради его чести, ради его доброго имени». Чтобы над ним не смели глумиться еще и после смерти.

Она сделает это! Она желала лишь одного: осуществления своей цели.

Потому что это последнее, что она может сделать ради него, принесшего покаяние на паперти собора Парижской Богоматери, оставленного всеми и почти покинутого ею самой. Только тогда в ней вновь возродится дыхание жизни.

Все остальное ей было безразлично.

* * *

Весельчак захлопнул ногой плохо пригнанную дверь.

Он стоял у изголовья странного ложа, на котором покоилась молодая женщина, и, упершись кулаками в бока, долго рассматривал ее. Наконец Анжелика открыла глаза.

— Правда, что ты уже давно следил за мной в Париже? — спросила она.

— Я-то

сразу тебя узнал. У меня ведь полно людей, они тут же докладывают мне обо всех, кто приезжает в Париж, и я лучше самих приезжих знаю, сколько у них драгоценностей и как можно до них добраться, когда на колокольне Гревской площади пробьет полночь. Но ты же меня видела в «Трех молотках»…

— Мерзавец, — прошептала она, вздрогнув, — почему тогда ты смотрел на меня и смеялся?

— Потому что я начал понимать, что скоро ты будешь моей.

Она холодно посмотрела на него, пожала плечами и зевнула. Она не боялась Николя, как боялась Весельчака. Она всегда командовала им. Нельзя бояться того, кого знаешь с детства. Сон понемногу завладевал ею. В полудреме Анжелика пробормотала:

— Почему… почему ты ушел из Монтелу?

— Ну ты даешь! — вскричал он, скрещивая руки на груди. — Почему? Думаешь, мне хотелось, чтобы старик Гийом проткнул меня своей пикой… после всего, что с тобой произошло? Я удрал из Монтелу на следующую ночь после твоей свадьбы… Ты что, и это забыла?

Да, забыла. Она только теперь вспомнила ту картину: Николя в полутьме погреба наполняет кувшины и графины вином из бочки, открытой специально для гостей на брачном пиру. Тогда она не устояла перед той маской безразличия и рабской покорности, которую он надел вместе с ливреей лакея, выданной Клеманом Тоннелем. И ведь именно она спровоцировала его, она умоляла: «Я хочу, чтобы ты любил меня…» [90] , охваченная страстным желанием хотя бы единственный раз в жизни изведать любовь красивого юноши до того, как ее отдадут страшному и грозному мужу. И Николя, сгорая от страсти, уступил. Да, она об этом позабыла…

90

См. том 1 «Маркиза Ангелов», глава 16. — Примеч. автора.

Закрыв глаза, Анжелика вновь переживала те мгновения, вспомнив запах сена и вина, тяжесть мускулистого тела Николя и то мучительное ощущение незавершенности, незаконченности, потому что ее тетушка Жанна появилась раньше, чем все успело свершиться. Она вспоминала свое поражение и свой стыд… И все же она это забыла.

— Да, — с горечью произнес Николя, словно следил за ходом ее мыслей, — можно сказать, я мало значил в твоей жизни. Конечно, ты ни разу и не вспомнила обо мне за все эти годы.

— Конечно, — равнодушно отозвалась она, подумав, что бы еще жестокое сказать ему, чтобы лучше себе подчинить. — Мне было как-то не до мечтаний о деревенском слуге.

— Шлюха! — он вышел из себя. — Думай, что говоришь. Сейчас деревенский слуга — твой хозяин. Ты моя!

Он еще бушевал, но Анжелика заснула. Доносящийся сквозь сон голос ничуть ее не пугал, напротив, приносил ей ощущение грубой, но надежной защиты. Затем он замолчал.

— Ну вот, — уже тихо сказал он, — все как прежде… когда ты засыпала прямо на мху в самый разгар нашей ссоры. Спи, моя цыпочка. Все-таки ты теперь моя. Тебе не холодно? Давай я тебя укрою?