Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики
Шрифт:
Переодевшись в удобные обтягивающие штаны и свободную рубашку, она затянула ремешки на кожаном корсете и одела пару удобных сапожек. Закрепила на перевязи ножны, обитые кожей, и повязала темно-зеленый плащ, накинув на голову капюшон.
Последней вещью, которую она достала из сундука, оказался рисунок на пожелтевшем пергаментном листе. На рисунке в полный рост был изображен мужчина, его короткие волосы отливали благородной сединой, а глаза цвета болотной тины смеялись. Он обнимал женщину с болезненно-бледным лицом, темными волосами чуть выше плеч и самой доброй на свете улыбкой. Изображение на пергаменте бледнело
Хэлла покидала это место навсегда, но не чувствовала тоски. Ее Авалона ощутила сполна, когда ей пришлось распустить свои косы, выудив из прически алую ленту. Шелк приятно холодил загрубевшие пальцы. Она должна была оставить ленту в комнате на заправленной шкурой кровати, но не смогла. Подвязала ею высокий хвост.
Кинув быстрый взгляд на письменный стол, Авалона поняла, что не сможет уйти так просто. Пускай она была дьердом совсем недолго и уже успела наворотить дел, но она все равно дорожила своими всадниками. Каждого из них она знала с детства, видела, как светятся их полные счастья глаза или как они же наполняются слезами. Она чувствовала, когда они хотели сдаться, но все равно продолжали раз за разом доказывать, что достойны жить, как всадники культа Морриган.
Какой бы Авалона не казалась черствой и бессердечной снаружи, в этот миг внутри нее что-то оборвалось. Канат, что ей приходилось тянуть долгие годы, порвался, и теперь она держала в руках две его части, не зная, что делать. На ее лице отражалась почти детская растерянность и колющая боль. Когда она выйдет из этого дома, то потеряет их навсегда. А если им и суждено встретиться в следующий раз, то только во время инквизиции, где она будет выступать в роли преступницы, предавшей свою родину.
Авалона выровняла дыхание, успокаиваясь. Накануне она написала письмо. Небольшое, всего в несколько строк. В письме она не просила простить ее и не просила понять, хэлла написала то, что мог написать только дьерд. Она положила письмо на подушку, последним взглядом окидывая комнату, и распахнула дверь, чтобы тут же с размаху впечататься в чью-то грудь. Сильные руки аккуратно легли на ее плечи, удерживая от падения.
— Я собирался постучать, — голос Фонзи прозвучал очень близко. В нем не было привычных издевательских ноток, он не насмехался, а казался…смущенным?
Его нелепые кудряшки были растрепаны и торчали во все стороны. Авалона издала смешок. Иногда Фонзи мог быть милым. Правда, происходило это очень редко.
Хэлл был одет в шелковую рубашку и темно-коричневые широкие штаны. В силу своей военной службы всадники обязаны носить доспехи, почти никогда не снимая их. Поэтому Авалона так редко видела всадников в обычной одежде, да и сама уже запамятовала, как она выглядит без железной защиты.
Фонзи поспешно убрал руки и слабо улыбнулся. Что-то было не так. Авалона кинула взгляд в сторону окна. Только-только поднимался из-за горизонта рассвет, окрашивая Коэтру яркими красками. Обычно в это время парень сладко дремал в объятиях очередной женщины. Так почему сейчас он здесь, на пороге ее дома?
— Все в порядке, — ответила Авалона, стараясь скрыть свое недоумение. — Ты по делу?
Улыбка Фонзи померкла.
— Я хотел извиниться.
— О-о, — в замешательстве протянула Авалона.
— Вот только
— Я верю, — Авалона вскинула ладони вверх. В ее голове возникла вчерашняя картина разъяренного лица Аврелии. Хагалазу пришлось ее силой оттаскивать от Короля Падших. У Авалоны промелькнул лишь один вопрос. Извинилась ли Аврелия перед Хагалазом? Наверное, все же нет. Их статусы равны, и она не обязана просить у него прощения за свой поступок. Но и Фонзи не должен. И все же он здесь. — Если ты волнуешься за отстранение, то можешь не переживать. Я никому ничего не скажу.
Фонзи резко выдохнул и пробормотал ругательство.
— Думаешь, я здесь из-за звания?
— Я… — начала хэлла, но он прервал ее.
— Авалона, я знаю, что не подарок. Но у меня есть то, чем я дорожу. И поверь, это не звание. Да, я пришел к тебе, чтобы извиниться, и нет, это не за тот случай с Чужестранкой. Я прошу прощение… — он нервно сглотнул, отводя взгляд в сторону, — за то, что пытался шантажировать тебя.
— Неужели? — в голосе невольно прорезался холод. — То есть, я правильно понимаю, что ты просишь меня о прощении за то, что угрожал рассказать хьенду Кадогану, что Часовой Архив и меня от огня на самом деле спасли фейри? А я их коварная приспешница?
— Я знаю, что все было не так, — нахмурился он. — Знаю, что благодаря тебе архив остался в целости. Я всего лишь хотел, чтобы ты выбрала меня на посвящении.
— Конечно, ведь нет ничего лучше, чем обрести доверие командира шантажом, — продолжила издеваться Авалона. Она давно уже на него не злилась, но ей понравился виноватый вид Фонзи, и она хотела продлить это упоительное мгновение.
— Иначе ты бы меня не выбрала! — сорвался он на крик.
— С чего такие выводы? — усмехнулась хэлла, глядя на Фонзи снизу вверх.
— Для тебя я был тенью. Не всадником и не другом, даже не знакомым, а тенью, случайно промелькнувшей за углом. Ты меня не замечала.
— Тебя сложно не заметить, — откровенно потешалась Авалона. — В этом весь ты, Фонзи. Видишь только то, что тебе угодно видеть. Я знала, что рано или поздно стану дьердом, и присматриваться к вам начала давно. Ты был первым, кого я внесла в список потенциальных всадников девятого отряда.
Фонзи притих и несколько раз недоверчиво моргнул. А потом весело рассмеялся, согнувшись пополам и упираясь в колени. Авалона улыбнулась. Таким он ей нравился больше. В непроизвольном жесте она потянулась к его голове, потрепав по волосам. Светлые кудри оказались жесткими, но приятными.
Хэлл замер. Медленно выпрямился, пристально всматриваясь в лицо Авалоны.
— Я не в обиде, — тихо сказала девушка.
Фонзи улыбнулся ей самой светлой из своих улыбок, сделал шаг, преодолевая разделяющее их расстояние, и заключил в крепкие объятия. Авалона застыла. На мгновение ее сердце перестало биться. Аромат терпкой мяты и древесного мха вскружил голову. Она почувствовала крепкие мужские руки на своей талии, да пару прядей кудряшек, что щекотали шею. Что это? Почему ей вдруг стало так горько? Она не почувствовала привычной тошноты и мерзости, когда он коснулся ее. Дыхание сбилось, и Авалона неуверенно обняла Фонзи в ответ. Его плечи вздрогнули, и он прижал ее к себе еще сильнее. Тепло его тела грело, заставляя губы расплываться в улыбке.