Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики
Шрифт:
— Вы не понимаете, — покачала она головой. Ее накрыло волной безысходности. — У меня ничего нет. Семьи, друзей, дома. Только общественное признание и звание всадника. Я живу для того, чтобы сражаться, и если погибну защищая тех, кто станет биться со мной во имя одной цели, то жалеть уж точно не стану.
Хэлл привалился спиной к каменной кладке. Его взгляд стал расфокусированным и был устремлен поверх ее головы.
— Может быть это и к лучшему, — задумчиво произнес Хагалаз, — для империи нет ничего лучше дьерда, которому нечего терять. Выбрала себе воинов?— Давно.
— Всех четырех?
—
— Надеюсь он достойный воин.
Хьенд никак не мог знать, кого из трех сотен всадников Авалона выбрала себе в отряд. И все же… ее не покидало чувство, что ему известно, о ком она говорит.
— Как вы догадались? — с интересом спросила девушка.
— Догадался? — его смех стал для Авалоны неожиданностью. Серьезный, хладнокровный мужчина почти никогда не позволял себе проявлять чувства. Авалона вдруг уловила едва заметное сходство с другим человеком, который столь же редко смеется, но чей взгляд остается безропотно холодным. — Девочка, ты выросла на моих глазах. Думаешь, я не в состоянии понять, по какому критерию ты выбирала их? Шут, ребенок, чужестранец и изгой. Тех, кто, по твоему мнению, достоин защиты.
Хэлла нахмурилась. Ей не нравилось, с каким пренебрежением воин высшего звена отзывается о всадниках. Хагалаз Кадоган всегда был таким, но никогда прежде он не разговаривал с ней в таком тоне. Так, будто ей дали шанс, которым она не решилась воспользоваться. Испугалась.
— А как вы собирали отряд?
— Сила. Всегда выбирай самых сильных воинов, если потом не хочешь получить удар мечом между ребер. В моем отряде нет всадников, уступающих мне в силе, поэтому я жив и поэтому живы они. Ты же отбирала по иному критерию. Не поменяешь выбор, исход будет ясен каждому хьенду. Никто не начнет воспринимать всерьез заведомо мертвое тело.
Авалона слушала его с каменным лицом, сцеживая злость по крупицам. Ее выдержка не была на столь же высоком уровне, что и у Хагалаза. Ярость протекала по венам, желая вырваться наружу, но вместо этого она стояла босиком на холодном камне и была вынуждена выслушивать его.
— Твой будущий отряд состоит из неудачников. Фонзи Баррад? Его ненависть сжигает все на своем пути. Усмирить его смогут только железные путы, которыми ты никогда не воспользуешься, потому что чувство жалости возьмет верх. Или взять, к примеру, ту девчонку. Сейчас она слабее всех всадников вместе взятых. Чтобы раскрыться, ей понадобиться много времени, которое ты не сможешь ей дать.
— С Кевином тоже что-то не так? — перебила его Авалона. — Он силен, не глуп, отлично владеет мечом и знает несколько языков.
— Он чужестранец, — снисходительно объяснил он. — На него всегда будут смотреть с подозрением и гадать, является ли он предателем. А что до Пожирателя душ, этот парень никогда не подчиниться. Никому.
Голос Хагалаза стал тише, и хотя его поучительные интонации никуда не делись, хэлле почудилась едва заметная печаль, окутывающая мужчину. Он тряхнул головой, направляясь к выходу из кельи. Напоследок он обернулся, смерив Авалону странным взглядом, и произнес:
— Главное потом не пожалеть.
Дверь закрылась, и в этот раз, в замочной скважине послышался щелчок.
Грубая
Всадники оказались плохими провожатыми. Несколько раз она споткнулась и чуть не впечаталась в стену.
— Аккуратнее, — еле слышно прошептал один из них другому.
— Она все равно ничего не видит, — раздался над ухом насмешливый голос.
Авалона усмехнулась.
— Зато я слышу.
Всадники вздрогнули и больше ничего не говорили.
Ее провели по узким коридорам. Один солдат вел впереди, придерживая за руку, второй - позади. Авалона чувствовала себя под конвоем, но согласилась отдать дань традиции.
Глаза ей развязали только спустя несколько минут. Сначала девушка почувствовала витающий в воздухе аромат сырости и стали, а затем услышала тихие нестройные голоса. Вокруг нее кольцом возвышались всадники культа Морриган, а зал, в котором она оказалась, затопил теплый свет солнечных лучей, пробивающихся через стеклянный купол. Авалона безразлично оглядела яркие витражи, изображающие события “Летящей волны” войны сионийцев с пикси, и мазнула взглядом по возвышению, на котором, опираясь каждый на свой меч, стояли хьенды. Мужчины выглядели внушительно, но больше всего бросалась в глаза женщина по правое плечо от хьенда Кадогана. В ее руках находился не меч, а копье.
Хагалаз выступил вперед, чтобы громогласно произнести:
— Всадники, поприветствуйте будущего дьерда в стенах храма преподобной Морриган!
Всадники опустились на одно колено, склонив головы. Хэлла никогда не удостаивалась внимания стольких глаз, и в особенности внимания воинов высшего звена. Хагалаз всегда вызвал у нее опаску, но его она хотя бы хорошо знала. Что до других хьендов, ей только сейчас удалось хорошенько рассмотреть тех, кто руководит первой армией.
Их имена были на слуху, об их победах и подвигах слагали легенды. Но мало кому удастаивалась честь быть знакомым с ними лично. Женщину, что так привлекла внимание Авалоны, звали Аврелией Непобедимой. У нее был широкий разворот плеч, сильные, но изящные руки, которыми она сжимала свое копье. Когда блики солнца играли с ее светло-русыми волосами, их оттенок менялся на перламутровый.
Аврелия не сводила глаз с будущего дьерда. Ее губы были изогнуты в добродушной полуулыбке. Она была единственной женщиной, добившейся столь высокого статуса. Даже дьердом становился не каждый всадник, а чтобы обладать званием высшего ранга, нужно кардинально отличиться. Аврелию же отличала смелость, граничащяя с безрассудностью, доброта, перерастающая в жестокость. Она спасла жизнь младшему принцу, и в благодарность император сделал ее хьендом.
А еще Аврелия не проиграла ни одного своего сражения.