Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

Девлин Вайолет

Мужчина замолчал, давая возможность Этери самой догадаться, что стало потом.

— Он привел вместе с Лилит ее мужа.

Этери подошла к глубокому креслу и обессиленно рухнула в него. Дьявол все это дери. А ведь Элфи просто хотел помочь. Хотел ведь? Иначе он не стал бы придумывать эту историю с замужеством и связью. Если бы Артур узнал, что Иэн на самом деле никто иной, как всадник культа богини Морриган и сын главнокомандующего войсками императора, его жизнь была бы недолгой, а последние минуты мучительны. Элфи подарил ему отсрочку, в течении которой они с Авалоной

могли бы придумать, как вытащить всадника из плена.

Но ложь, какая бы она не была - приторно-сладкая, терпкая, или горькая, приправленная полуправдой, она навсегда останется ложью. А последствия этой лжи обычно в сто крат хуже.

Неважно, пытался ли Элфи помочь или же просто играл, его действия обернулись против него. Поскольку альв нарушил условия сделки, он не получит обратно свои крылья. Он не поможет ей сбежать.

Не вернет домой.

Перед глазами Этери все поплыло. Она почувствовала легкое шуршание платья. Сбоку стояла Авалона. Она положила руку ей на плечо, сжимая до легкой боли.

— Я не останусь здесь навсегда, — Этери заглянула в сочувствующие глаза всадницы. — Не смогу.

Ланселот отрицательно качнул головой.

— Ты не сбежишь, Этери. Лилит удалось, и только потому, что ей помогли. Артур глаз с тебя не сведет. Охрана замка сильно возросла с тех пор. Ты в ловушке, девочка.

— Значит, мне нужен тот, на чью помощь я надеялась ранее.

— Артур отобрал у альва то, что поддерживало в нем жизнь, — с сомнением возразила Авалона, — не так много ему Создательницей отмерено…

— Я найду крылья, — вскинув подбородок, Этери посмотрела на Ланселота. — Они ведь в замке? Артур не мог знать, что Элфи нарушит условия сделки, а значит, хранил их.

— Он мог уничтожить их сразу же после ухода альва, — парировал мужчина.

— Но мы не знаем наверняка, — поддержала Авалона, — будут крылья, будет волшебство. Альв не умрет и сможет помочь Этери выбраться.

Хмурый взгляд Ланселота метался от одной девушки к другой.

— Вы понимаете, что даже обсуждение подобных вещей приравнивается к государственной измене?

— Мне не привыкать, — криво усмехнулась Авалона.

— Я не могу тебе позволить, — сказал он всаднице, — если Артур узнает, а он узнает, тебя лишат головы на городской площади. Тебя. Не ее.

Убежденность и отчаяние в его голосе заставили Этери задуматься. Он прав. Король слишком сильно любит свою дочь, чтобы после стольких лет поисков самолично велеть отвести ее на плаху. А вот Авалоне угрожает смерть. Этери не хотела рисковать жизнью всадницы. Хватит с нее и того, что она помогла им с Элфи сбежать из империи.

— И как вы собираетесь искать альва? — продолжал Ланселот, — Недостаточно просто выкрасть крылья!

— Но…

— Верно, — прервала ее Этери. — Ваша дочь не заслуживает смерти.

Этери сжала мягкую ладонь всадницы, которая все еще лежала на ее плече, и улыбнулась:

— Я благодарна тебе, Авалона, но на этом все. Я попробую отыскать крылья. Одна. И если меня в один день не окажется во дворце, значит, все получилось, и я смогла вернуться домой.

— Этери, — тихо обронила она.

Девушка видела,

как Авалона боролась в противоречивыми чувствами. Она не могла пойти против отца, так же, как и не могла бросить Этери. Почему ей вдруг стало так важно помочь ей? Этери даже не догадывалась, но мысль об этом, вселяла надежду.

— Это мой единственный выход.

Фонзи

Даже если бы Фонзи сказали, что завтра миру придет конец, его реакция была бы более спокойной. Уравновешенно поразмыслив, что терять все равно нечего, он пришел бы к Авалоне Кэрролл и признался в том, о чем до этого мог только помыслить. Он рассказал бы ей все. Как у него кружится голова, когда она находится рядом, как его сердце радостно сжимается при виде ее прекрасной улыбки, как он чувствует горький аромат розового перца, даже если она находиться очень далеко. Он обожал в ней все и хотел только ее одну. Всадница с прекрасными глазами цвета свежей зелени подарила ему надежду.

“Может, все не так уж и дерьмово?”, — подумал он как-то. Пока Авалона рядом, он чувствовал себя почти счастливым.

Но что ему делать, если завтра миру придет конец?

Глаза жгло так сильно, что Фонзи предпочел их закрыть, глубоко вдыхая морской воздух. Он стоял на краю пристани, а вокруг бушевало непокорное море. Волны бились о далекие скалы. Темное ночное небо почернело. Первая молния рассекла небо, а затем послышался грохот.

Так громогласно рушился его мир. Фонзи долго думал и понял, что готов простить ей все. Пресвятая Морриган, он готов был простить ей все, что угодно, даже если бы она оказалась чародейкой или фейри. Все что угодно, лишь бы она была живой…

Авалона Кэрролл, его маленькая и храбрая мышка. Она оступилась. Кто угодно может совершить ошибку, даже дьерд девятого отряда всадников. Но одну ошибку уже не исправить. Она не вернется. Фонзи больше никогда не услышит ее дивный голос, никогда не поймает злой взгляд, не прикоснется к ней…

Фонзи сделал шаг, прыгнув в море. Вода сомкнулась над его головой, а холод прошиб до костей. Он надеялся, что взволнованное море поможет ему проснуться, но кислорода по прежнему не хватало и так же как и на суше, сдавливало горло. Он взмахнул руками, чувствуя, как идет ко дну.

Это не сон. Фонзи тонул не только в море, но и в собственном горе. Когда-то Авалона протянула ему руку, вытащила на берег, заставила жить дальше. Он жил ради нее, дышал только ради нее.

“Она мертва”, — услышал он грубый голос Хагалаза. Жестокость, с которой он произнес эти слова, ни с чем не сравнима.

Этого не может быть. Фонзи повторял из раза в раз: не возможно. Путаница. Плохая шутка. Все что угодно, лишь бы это не было правдой. В тот миг он почувствовал, что больше не дышит. Минуту, две, десять. Час. Три часа. Не дышит до сих пор. Будто разучился это делать. Где же воздух, которым он дышал? Раньше в этом воздухе разливался аромат розового перца и легкой ноты жасмина. А теперь этот воздух пустой, обычный.