Апельсины у кромки прибоя
Шрифт:
Автор книг «Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя», «Адвокатские истории глазами бывшего следователя», сценария художественного фильма «Убийство на Ждановской», одиннадцати научных трудов и монографий в области уголовного права и процесса, криминалистики. Награжден орденом «Знак Почета».
«Щелоков лично принимал решение о моем устранении»
Опасения мои, однако, были напрасными: генерал оказался человеком открытым и простым в общении. И, что самое главное, — весьма интересным собеседником. Ну а в связи с тем, что буквально накануне нашей встречи я посмотрел фильм «Убийство на Ждановской» [напомню: сотрудника КГБ в метро убили не бандиты, а милиционеры], перво-наперво
— Вам действительно тогдашний министр внутренних дел СССР Николай Щелоков грозил убийством?
— Не грозил, а лично принимал решение о моем устранении.
— Что это был за человек? О нем до сих пор ведь немного информации отыскать можно. Известно только, что он был другом Брежнева.
— Не стану преуменьшать боевые заслуги Николая Анисимовича — он прошел фронт, имел награды за войну, и его усилия по реорганизации министерства. Все это было. Но скажите, разве это нормально, когда у министра внутренних дел находят живописные картины, числящиеся в международном розыске как похищенные?
— Обыск проводился и у первого заместителя Щелокова, зятя Брежнева Юрия Чурбанова…
— Не поверите: к нему на обыск бригада следователей поехала, захватив работяг с отбойными молотками. И они долбили бетонные полы, стены, надеясь отыскать припрятанные сокровища. И ничего не нашли! Только бюст Чурбанова обнаружили. С ним и вернулись в прокуратуру.
— Зять Генсека надежно утаил ценности?
— Да у него их не было! Я, кстати, с Юрой встречался — после того, как он из тюрьмы вышел. Он просил, чтобы я помог ему реабилитироваться и восстановить генеральскую пенсию. Когда он сидел в Лефортовском следственном изоляторе, его однажды вывели из камеры и препроводили в кабинет к начальнику СИЗО. А из-за стола ему навстречу поднимается председатель КГБ Виктор Чебриков. Друг семьи. Обнялись они, расцеловались. «Виктор Михайлович, — обращается к нему Чурбанов, — вы же знаете все. Конечно, я не безгрешен, но в том, в чем меня обвиняют, я не виноват». На что Чебриков заявляет: «Юра, тебе известны правила игры. Решение по твоему делу принимало Политбюро ЦК КПСС. А оно своих решений не меняет. Неси свой крест». И он нес — отсидев в тюрьме девять лет [а ему давали двенадцать], не написал ни единой жалобы. А вернулся в никуда. Ничего и никого вокруг. А приняла его женщина, с которой он когда-то встречался. А на работу помог устроиться один из заместителей мэра Москвы.
— Вы были у него на службе?
— И был, и выпивал с ним в его кабинете. Обычную водку пили, которую закусывали какими-то конфетами. А потом он меня к себе домой пригласил. В обычный дом, в обычную квартиру. С очень рядовой мебелью. Сели в кухне. Юра достал бутылку водки, а из холодильника — вареную колбасу. Тут жена появляется: я вам, говорит, сейчас закусить приготовлю. И начинает картошку жарить. Вот вам и некогда всесильный первый заместитель министра внутренних дел СССР, зять Брежнева.
«Оборачиваюсь, а передо мной стоит Генеральный секретарь ЦК КПСС»
— Чурбанов рассказывал, как с Галиной Брежневой познакомился?
— На одном из многочисленных банкетов его, майора и активиста, представили симпатичной женщине — Галина в молодости была очень эффектной. А после банкета поехали куда-то на дачу. «Утром просыпаюсь, — рассказывал Юра, — в чужом доме с чугунной головой. Сажусь за стол. Выходит мама Галины, предлагает чай. В это время слышу шаги за спиной. И голос Гали: «Юра, познакомься с папой». Я оборачиваюсь и теряю дар речи — передо мной стоит Генсекретарь Брежнев. А Галя: «Папа, это мой будущий муж». А у Юры семья имелась. Представляете состояние мужика? Естественно, они поженились. И карьера майора резко пошла в гору. И полковником он стал, и генерал-полковником со временем.
— Так неужели он ничего скопить не сумел? Если вы говорите, что у него при обыске один лишь бюст собственный
— Он пил всю жизнь. Беспробудно. А взятки были, конечно. Сам рассказывал: иногда просыпался после банкета и обнаруживал в кармане шинели внушительную пачку денег. А что его Галка, дочь Брежнева, умерла в страшной нищете, вам известно? Следователь, проводивший обыск у Галины, делился после со мной впечатлениями: вижу, говорит, Галина все время на кухню выходит. И с каждым возвращением все пьянее становится. Дай, думаю, проверю, что она выпивает. Вышел, проверил…
— Коньяк «Наполеон»?
— Самогон! Вонючий самогон. А к концу обыска заявляет вдруг, еле языком ворочая: «Есть тут хоть один мужчина, который меня… соблазнит?» Она полностью спилась. И ничего поэтому не скопила. Даже у Брежнева после смерти не обнаружили ценностей, о которых ходили легенды. Они просто-напросто были разграблены окружением Генерального секретаря. Это же был старый, больной человек. Единственное, чем он интересовался, — это наградами. И собрал к концу жизни невероятную коллекцию их. Награды и были всеми его богатствами…
— …которые помещались у него на груди.
— Совершенно верно!
«Небожители были, но назвать их фамилии не могу»
— Но не все ж такими, Владимир Иванович, недотепами оказались. Были, наверное, и более дальновидные… или более предприимчивые люди в высшем эшелоне власти?
— Были небожители, разумеется, оставившие детям очень и очень многое. Кто это, я сказать не могу — по ним не выносились приговоры.
— Объясните, пожалуйста, с чем был связан ваш уход из Генеральной прокуратуры, где вы занимали серьезную должность?
— С развалом Советского Союза! Мое последнее дело, между прочим, связано со 140-ка миллиардами рублей, которые Ельцин со своей командой задумал обменять на семь миллиардов долларов.
— Зачем?
— На эти деньги на Западе планировали закупить продукты в огромном количестве. И не только продукты, но и коньяки и другие подобные вещи. Помните, тогда пустые прилавки в магазинах были — вообще ничего невозможно было купить. Вот и понадобилась валютно-рублевая операция, после которой Ельцин стал бы спасителем страны. Благодетелем. Однако произошло то, что произошло: чекисты в аэропорту Шереметьево задержали с документами главу английской фирмы, которая участвовала в операции. И мне тогда, первому и единственному, разрешили — по решению Верховного Совета, выехать в Америку и Западную Европу для проведения следственных действий. И я установил, что в этом рублево-валютном деле задействованы были английская разведка, израильская и ЦРУ.
— Не пойму с ходу, с какой целью?
— С целью развала Советского Союза. В конце концов я пришел к понимаю: используя нас, пыталась отмыть грязные деньги мировая наркомафия. Кстати, именно тогда, в 1991 году, я впервые слово «откат» услышал. Это когда мы в Бельгии допрашивали по делу одного задействованного в сделке юриста — резидента израильской разведки. О чем я и заявил ему прямо: знаю, мол, кто вы. И поинтересовался, в чем смысл его участия в операции? Он и произнес это слово — «откат». Дескать, в качестве отката я от сделки получу 25 миллионов долларов. Я попытался выяснить, а сколько же получат наши российские откатчики, на что юрист равнодушно бросил: «Меня это абсолютно не интересует, но, полагаю, что не меньше, чем я». Да, забыл важную деталь: рубли на запад переводить никто не собирался — они оседали бы в советских банках. Но их собственниками, а в конечном итоге собственниками заводов, фабрик, пароходов и самолетов, становились бы те, кто дал бы нам семь миллиардов долларов. Вот о чем я говорил, понимая, что нас ожидает в будущем. И хотя взяток в этом деле не имелось, как и хищений, но преступление совершалось-таки. Причем особо тяжкое государственное преступление, именуемое в уголовном кодексе вредительством.