Апофеоз
Шрифт:
Как же он ошибался!
И получив волшебное письмо, он в первый момент едва не полез в петлю. Потом, чуть поразмыслив, хотел поспешить к ханше – броситься в ноги, рассказать ей все и молить о милости. Потом, еще чуть поразмыслив, хотел взять пару надежных хобиев, явиться с ними на место встречи и пристрелить Брастомгруда на месте.
Но он не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Убивать себя было жалко, на милость ханши не стоило и надеяться, а взять на такое дело других хобиев – свою жизнь им вручить. Да и неизвестно, кто на этом
Вот и пришел он действительно один. Надеялся, что воевода просто решил его шантажировать и удовольствуется кушем в золотой монете. Взял Ворошила с собой увесистый мешочек, но взял и жахатель.
Его монеты уже пересчитывал Плацента. Жахатель перекочевал к Брастомгруду. Он тут единственный умел палить из этой субтермагической пукалки. А Танзен, дослушав, велел Ворошиле встать смирно, положил руку ему на лоб и принялся считывать матрицу.
Через минуту в его копилке появилась форма №100 (хобий).
После шишечника на острове Хор-Ханк Танзен не добавлял новых форм. Да и до этого он за целых три года делал это лишь однажды – тоже в процессе обучения практиканта.
Чем больше становится форм, чем сильнее разрастается копилка, тем осмотрительней обычно волшебник выбирает новые. Это ведь не коллекция бабочек, которых можно накалывать на булавки, пока не надоест, все новых и новых. И даже не сервант с посудой, который пусть и ограничен в размерах, зато всегда можно убрать вазочку поплоше, заменив ее другой, более интересной.
Копилка форм метаморфа состоит из его собственной памяти. Хранится в глубинах разума. Добавлять новые формы очень непросто, но вымарывать их оттуда – сложнее стократ. Некоторые все же ухитряются, обращаясь обычно за помощью к мастерам психозрительства, но лучше все же сразу не засорять память теми формами, о которых потом будешь жалеть.
Никто ведь не знает, где его потолок. Нахватаешь так чего попало, а потом выпадет шанс получить действительно отличную форму – а уже все, не получается. Копилка переполнилась.
Танзен и без того жалел о некоторых своих формах. Откровенный мусор, но уже не избавишься.
Впрочем, хобий – это не мусор. Форма не самая ценная, но все же довольно полезная, особенно для работы под землей. Совершив контрольное превращение, волшебник замер и принялся водить рыльцем.
На него обрушилась бездна запахов, а звуки стали стократ громче и четче. Зато зрение резко погасло. Глаза словно завязали непроницаемой повязкой. Танзен дернулся в одну сторону, в другую. Ударился обо что-то мягкое – потом обо что-то жесткое. Едва не упал.
Потом внутреннее зрение начало распознавать ауры. Духовное восприятие взяло на себя функции заросших кожей глаз. Уже вскоре Танзен стал ориентироваться так же свободно, как в любой другой форме.
– Знаете, я хотел подобрать для формы №100 что-нибудь особенное, - с легкой грустинкой произнес волшебник. – Дракона, например. Не думал, что
– А что со мной не так?! – обиженно возопил хобий.
– Да все так, - отмахнулся Танзен. – Пойдемте, святой отец. И вы, сударь Фырдуз.
– Больше вам никто не потребуется, мэтр? – осведомился Дрекозиус. – Мы бы с радостью услужили вам и всей Мистерии в вашем лице...
– Воеводу разыскивают, хобии принюхиваются к любому цвергу, так что ему выходить нельзя. Ваши запахи им тоже могут быть известны. Мы бы и сударя Фырдуза брать не стали, но Криабал может нам очень пригодиться. К тому же кому-то нужно стеречь нашего пленника.
– А зачем его стеречь, тля?.. – не понял Плацента. – Давайте его просто... чик-чик?..
– Это будет политическое убийство, - погрозил ему пальцем Танзен. – Мы здесь не за этим.
– Какое же оно политическое? – возразила Джиданна. – Это убийство из нежелания его стеречь.
– Убийство высокопоставленного тайджи – по определению политическое. Меня не касается то, что вы творите сами по себе, но участвовать в политическом убийстве я, как агент Кустодиана, не могу.
– А ты за дверь выйди, - предложил Плацента. – Подыши воздухом.
– Нет, - отказался Танзен. – Когда мы вернемся, Гуган-Гунках Ворошила должен быть жив, здоров и способен самостоятельно передвигаться. Надеюсь, я выразился ясно.
Мектиг издал утробное мычание, недобро глядя на Танзена. Но возражать не стал. Дармаг никого убивать и не собирался – он вообще не любил махать секирой бесплатно.
В новой форме №100 Танзен вошел в ханский дворец, как к себе домой. Его никто не остановил. Стража только повела рыльцами, почуяв запах человека и кобольда – но те были с придворным алхимиком, так что ему и слова не сказали.
Не всполошились и антимаги. Танзен уже был у ханского дворца, пытался пробраться в форме №37 (таракан) или №42 (невидимая собака), но кристаллы драконита начинали мерцать сразу же. Высшей степени очистки, этот минерал реагировал даже на пассивную метаморфозу. А попасть внутрь можно было только через главный вход – окон в подземных дворцах обычно не бывает, а этот еще и был пробуравлен в цельной скале.
Разумеется, сейчас драконит тоже среагировал. Но Танзен выдавал себя за алхимика. Не выпускника Мистерии, а субтермагического, но тем не менее полноправного волшебника. Никто не удивился, что на него реагирует драконит.
Очень удачно, что Танзену достался именно такой тайджи. Под любым другим обликом пришлось бы усложнять легенду, добавлять некую причину для реакции драконита... и с антимагами почти наверняка пришлось бы объясняться.
Но придворный алхимик буквально провонял магией. В его глубоких карманах могут скрываться самые разные артефакты и зелья. И антимагам это ненавистно, конечно, но они тут только гости. Почетные, уважаемые... но тронь они какого-нибудь тайджи – и ханская стража запыряет их пиками.