Апокалипсис местного значения
Шрифт:
— Сделайте милость, — кивнул тот.
— Так вот, мне известно, что лейкемия, которой вы, господин Доналдс, страдаете, в настоящее
время прогрессирует, и шансов на благоприятный исход у вас практически нет. Не так ли?
Доналдс вскочил с кресла. Это было уже слишком.
— Вы в своём уме, мистер… Как вас там?
— Гриффит, — невозмутимо подсказал гость.
— Так вот, мистер Гриффит, извольте покинуть мой кабинет! — лицо главы «TPL» приобрело пунцовый оттенок.
Гриффит спокойно переждал вспышку:
— Интересно, сколько вы смогли бы отвалить за
— Вы сумасшедший, — Доналдс взял себя в руки и сел на место. — Я не имею понятия, как вы пронюхали о моих проблемах, но я как никто другой знаю, что лекарства от этого нет и быть не может!
— Я бы не был столь категоричен. — Гриффит достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок и, аккуратно развернув, положил перед Доналдсом.
Тот покосился на листок с видимым безразличием:
— Что это?
— Ксерокопия одной статьи.
— Насколько я вижу, она на немецком языке…
— Это анонс, — охотно пояснил Гриффит, — анонс одного интереснейшего интервью. Вы читали о секретном проекте русских под названием «Немезида»?
— Не читал и не слышал.
— Правильно. Потому, что интервью так и не состоялось. Мне пришлось позаботиться об этом и ускорить естественную кончину профессора Лебски, о котором здесь говорится. — Гриффит постучал пальцем по газетной странице.
— Вы убили его? — помедлив, спросил Доналдс.
— Это был служебный долг, — отмахнулся Гриффит. — Но давайте всё-таки перейдём к существу дела. — Он загасил сигарету в пепельнице. — Я располагаю информацией по проекту «Немезида» и оцениваю её, как и сказал уже, в сто пятьдесят миллионов.
Доналдс усмехнулся:
— И что же я приобрету за эти деньги реально?
— Жизнь. Вы приобретёте ещё одну жизнь, — Гриффит говорил совершенно серьёзно. — Так что же? Мы продолжим наш разговор?
Крейг Доналдс подумал и веско кивнул. Утопающий схватился за свою соломинку.
Глава 4
Ключ — остров. 21 сентября 1943 г. За час до рассвета.
Немцы были уже совсем близко, когда за забором мелькнула стёпина тень. Заметив его, один из солдат сорвал с плеча автомат и полоснул темноту очередью. В тот же миг один за другим грохнули два взрыва: Стёпа успел бросить лимонки. Стрелявший схватился руками за лицо и упал. Ещё одному, из тех, что несли плащ-палатку, осколки угодили в живот. Фашист согнулся пополам и завалился на бок.
Знамин с силой надавил на гашетку, и пулемёт судорожно забился в руках, как раненый зверь. Лишённый станка, «Максим» был не лучшим оружием для такого боя, но выбирать не приходилось. Расстреляв первую ленту, пулемёт смолк. Большинство пуль без толку унеслось в пустоту, но и немцам кое-что перепало: ещё двое лежали, уткнувшись в чёрную промёрзлую землю. Остальные отползли за пригорок и яростно поливали из «шмайссеров» гулкую темноту вокруг.
Знамин сбил крышку с жестянки со второй лентой и дрожащими руками стал перезаряжать пулемёт. Краем глаза он увидел,
Неожиданно из-за пригорка вынырнула седая голова старца. Должно быть, он сумел вырваться, воспользовавшись суматохой боя.
— Halt! — кто-то из немцев попытался остановить его, но старец уже бежал, пригнувшись, в сторону сруба. Он был шагах в десяти от майора, когда автоматная очередь ударила ему в спину. Старец зашатался и упал, раскинув руки, точно хотел обнять напоследок гранитную твердь острова.
Знамин резанул длинной очередью по автоматным вспышкам, вложив в неё всю свою ярость и отчаяние. Пули ударили по пригорку свинцовым градом, разметая камни и комья дёрна. Не выдержав этого шквала, немцы побежали. Теперь, бегущие, они стали отчётливо видны на фоне кровавого зарева, и майор успел уложить ещё трёх фашистов, прежде чем «Максим» смолк окон-чательно. Патронов к пулемёту больше не было, и теперь он превратился в бесполезную железяку.
— Гусин, за мной! — крикнул майор и бросился туда, где только что были немцы. Теперь здесь темнели лишь бугорки трупов.
Майор подхватил автомат одного из убитых, сунул за пазуху бушлата запасную обойму и рванул в сторону берега. Нужно было во что бы то ни стало догнать немцев. Их оставалось всего двое или трое и, хотя бы одного из них надо суметь взять живым. Только так можно выяснить, зачем сюда, на остров высаживался этот чёртов десант. Эх, если бы был жив старик …
Рядом, хрипло дыша, бежал Гусин. Он тоже успел поменять свою берданку на «шмайссер». До берега оставалось совсем ничего, и уже отчётливо слышен был шум прибоя, как вдруг откуда-то из темноты отрывисто залаял немецкий МГ. Пуля с визгом обожгла Знамину щёку. Он упал на землю и замер. Сзади, совсем близко, раздался стон.
— Гусин, живой? — пытаясь разглядеть его в темноте, окликнул майор.
— Плечо, — простонал механик, — попал, сука.
Ещё одна очередь вспорола воздух над головой. Пулемётчик, скорее всего, бил наугад — вок-
руг царила кромешная темень, и слабые отсветы пожарища здесь, вдали от посёлка, были против
неё бессильны. Но скоро рассвет. Сколько осталось до него? Десять, двадцать минут? Стоит выглянуть солнцу, и они с Гусиным будут как на ладони. «И надо же так лопухнуться, — отругал себя Знамин, — можно же было дотумкать, что фрицы оставят прикрытие на берегу…»
Снова ударил пулемёт. На этот раз пули легли правее, высекая искры из камня. Потом внезапно всё стихло, и снова стал слышен лишь раскатистый шум прибоя. Немцы либо ушли, либо затаились. Знамин замер, прислушиваясь. Рядом, скрипя зубами от боли, тихо стонал Гусин.
Вдруг там, откуда бил пулемёт, послышалась какая-то возня, вскрик и сухие пистолетные выстрелы.
— Товарищ майор, — раздался из темноты взволнованный санькин голос, — товарищ майор, вы живы?
— Да живы, живы, — от неожиданности майор даже растерялся. — Санёк, ты?