Апокалипсис отменяется (сборник)
Шрифт:
Значит, сосед по телу называется альт? Видимо, сокращение от «альтер эго». Теперь более-менее понятно, почему технология держалась в тайне… Зачем альтов подселяли агентам спецслужб? Какие преимущества дает? Лора вряд ли знает, а Вацлав лишнего не скажет — что ж, эту тему пока оставим. В первую очередь надо постараться понять их личности, с этими людьми, возможно, жить бок о бок.
— Лора, ты не боишься идти на операцию?
— А че бояться? — фыркнула Минская. — Я ж аппендицит резать не боялась. Надо — значит, надо. Просто засыпаешь, врачи все делают, проснешься —
— А отец за тебя не боится?
— Да плевать ему! — взорвалась Лора, но тут же поправилась: — Наверно. Он хочет гордиться, а я… всю жизнь разочаровываю. Если бы прилетели марсиане и предложили сменять меня на умную и красивую…
— Не говори так, — вырвалось у Алины. — Мне кажется, отец тебя любит.
Лора скорчила гримасу.
— Ка-ажиц-ца… — передразнила она. — Никого он не любит, если хочешь знать! Только мою маму любил, и то разошлись давно. Баб выбирает, как мобильник или часы. Некоторых даже под мебель: под гарнитур красного дерева — брюнетка, под белый с золотом — блондинка!
— Одно дело — бабы, а другое — дочь. Единственная.
Лора уперла руку в бок.
— А за что любить такую дочь? — спросила с вызовом. — Я ж ни фига не умею! Бездарь. Полный ноль.
Алину кольнула жалость к этой девушке, ершистой, но такой беззащитной. До планки, что поставил отец, не допрыгнуть, просто не под силу, потому нарочито громко топает в обратную сторону: «Говоришь, я тупая? Да, вот такая, и еще тупее! И ниче со мной не поделаешь, безнадежна, так что отстань…»
— Лора… Я мало тебя знаю, но все же уверена: в чем-то ты лучшая. Есть то, что делаешь лучше всех.
— А-а, подлизываешься! — усмехнулась Лора. — Да-а?
— Нет, — ответила Алина спокойно. — Бездарных людей не бывает вообще. Есть те, чьи способности пока не раскрылись… или не признаны окружающими.
Что-то дрогнуло в лице Лоры. Нахальная ухмылка сползла с губ, рот приоткрылся, глаза расширились.
— Ты… Ты правда так думаешь?! Я вышивать очень люблю. Коврики с картинами, с пейзажами, замками всякими… Только разве ж это дело — это баловство, как папа говорит. Еще люблю готовить. Один раз вместо повара ужин для папы сварганила, так он и не отличил! Потом, правда, кто-то настучал, и папа меня выругал — на хрена, мол, на кухне самой, когда целый штат прислуги, им за это платят… Ну, не этими прямо словами, но… Вышивки повыкидывать грозился, чтоб от учебы не отвлекали, я их на всякий случай спрятала. Как приедем домой — сразу покажу! Тебе ж интересно?
— Очень, — заверила Алина. — С удовольствием посмотрю.
Лицо Лоры озарила улыбка, так похожая на отцовскую, и Алина улыбнулась в ответ. Хорошо, что удалось наладить контакт с этой девочкой, им жить в одном теле, если…
Лора заправила Алине за ухо прядку, коснулась щеки.
— Лучше б нам жить в твоем теле, — заключила наследница. — У тебя такие волосы, и кожа хорошая без всякой пудры и тона… Жаль, папа не разрешит. Ладно, пошли назад, а то он злобствовать начнет.
— Итак, что решили? — спросил Вацлав, как только они появились в зале.
Алина замялась. То, что узнала
— Я… Можно подумать еще?
— Неделю, — милостиво разрешил Вацлав. — Мой ник в скайпе знаете. Напишете одно слово — «да» или «нет». Я пойму.
Алина набрала «нет», палец замер над клавишей Enter. В горле пересохло, нестерпимо захотелось пить. Она поспешила на кухню, где налила себе минералки. Теперь захотелось в туалет. Она разозлилась на себя, понимая: это проделки той части «Я», что не хочет упускать выгодное предложение.
«Соглашайся, дура! — гремело в голове. — Ну где еще будешь получать двадцать тысяч в месяц?!»
«Что толку от денег, если нельзя их тратить, как считаешь нужным? — возражал другой голос. — Ты будешь покупать только то, что нужно Лоре. Ходить только туда, где положено бывать ей. Сейчас ты себе хозяйка, а там тобой будет распоряжаться Минский!»
«Можно и стерпеть — ради таких-то деньжищ! Будешь складывать их в банк, благо ни на жилье, ни на еду, ни на одежду тратиться не надо. Сколотишь капитал, приумножишь, играя на бирже, знаний и навыков хватит, а там можно и мир менять добрыми делами…»
«Но я столько еще не испытала в жизни! Своей, а не Лориной…»
«Да, как же Лора? — живо подхватил первый голос. — Каково ей будет, если откажешься? Ты успела стать девочке другом — может быть, первым в жизни. Не жаль ее?»
«Жаль, — искренне признала Алина. — Но не настолько, чтобы жертвовать собой».
Задребезжал телефон — не мобильный, старенький проводной, что сдается вместе с квартирой, не выкидывать же хозяйское. Она бросилась в комнату. Это родители, больше некому, по старинке думают, что звонить с городского номера на городской дешевле, хотя и мобильная связь теперь стоит копейки.
Она схватила трубку.
— Алло!
— Аленька…
— Да… папа?
Она едва узнала по голосу. Прежде легко перекрывал гул, жужжание и рев множества механизмов на стройках, где отец командовал бригадой, а теперь тих, как шорох опавшего листка по стеклу.
— Аленька… Прости, что тревожу такими новостями… Мама… очень больна.
Алина стиснула трубку так, что та скрипнула.
— Что с ней?!
— Рак, — донеслось на грани слуха.
— Что?!
Пол будто качнулся. Буйная майская зелень за окном выцвела, посерела, голос из трубки доносился, как сквозь тонкую стену:
— …операция — двести тысяч глобо. Надо собрать за год, не то будет поздно… Где нам взять столько? Только продать квартиру. Ничего, Аленька, если поживем пока у тебя? Недолго, пока себе угол не снимем… не стесним.
Алина до боли прикусила губу. За что им такая беда?! Будто мало страшной болезни, так еще покинуть… не квартиру — Дом, где каждую полочку отец выстрогал сам, каждую плитку мать расписала цветами, столько лет обустраивали с любовью и заботой, так прикипели телом и душой, что оторвать — только с мясом… Хуже того, и эта жертва может не спасти: за крошечную однушку на окраине двести тысяч вряд ли кто даст…