Апокалипсис отменяется (сборник)
Шрифт:
— Главное — не беспокойтесь, — сказал голос.
«Это Нам Ли, — узнал Григорий. — Акцент характерный».
— Что у вас случилось?
— Люк заклинило. Ваше возвращение отложено.
— Хорошо. На сколько? Это не опасно? Какой люк?
— Внешний люк. После возвращения Голубева. Скоро мы устраним поломку, тогда можно будет вернуться.
— Ясно. Постойте. Я не могу вернуться, потому что люк не открывается?
— Его заклинило при закрытии. Проем слишком мал, вы не пройдете.
«Приехали».
Хорошев
— Сколько вам еще понадобится? — спросил он напряженно. На Станции кончался кислород. Его запасы давно не возобновляли — не было нужды: станция уже считалась списанной с баланса Роскосмоса. Нужда появилась только сейчас.
— Немного. Совсем немного. Держитесь, Григорий.
После этих слов Хорошев особенно остро прочувствовал, как неодолима бездна, отделяющая его от Земли, от криоцентра «Норд» и от жизни.
«Грустно, — констатировал он. — Минут двадцать, и начну задыхаться. Еще десять минут или чуть больше буду глотать остатки. Еще полчаса — в скафандре. А потом перестану быть».
С этими мыслями пришел настоящий страх. Черный космос уже не манил его. Не было больше радости оттого, что доведется выйти в межпланетную пустоту еще раз — возвращаясь на корабль.
«До крионистов не добраться, — размышлял Хорошев, не желая поддаваться панике. — Для этого нужно вернуться на корабль. Но тогда и крионисты были бы не нужны. Тупик. А если наоборот? Добраться до корабля, но крионисты все-таки нужны?»
Вывернув таким образом проблему, Григорий принялся обдумывать ее дальше, стараясь занять мозг и не дать укрепиться страху.
Если он спасется, останется жив. Можно ли спастись, не оставаясь в живых?
Пожалуй, можно.
Можно добраться до корабля.
По крайней мере, попытаться.
Григорий решительно защелкнул шлем и перешел на потребление кислорода из скафандра.
Страх таял, оставляя мутные туманные клочки в укромных уголках сознания. Страх уступил место исследовательскому интересу.
Мысли не метались, выстраивались теперь в аккуратные строчки, словно бы он писал завершающую главу научного труда. Когда позади все формулы, гипотезы и доказательства. Когда, опираясь на проделанную работу, легко сформулировать вывод.
Добраться до корабля — неживым.
Он машинально погладил запястье, в которое вживлен чип, следящий за его жизнью. В миг, когда она прекратится, чип отправит сигнал в Центр Крионирования, сообщив о новом клиенте и координатах тела.
Григорий усмехнулся, представив удивление в Центре, когда они получат координаты. Впрочем, он сообщал им о полете.
Он связался с кораблем.
— Григорий, на сколько хватит кислорода? — спросил Леонов.
— Максимум — час. Если с тем, что в скафандре. Что с люком?
— Делаем все возможное.
— Какая ширина зазора? — спросил Хорошев.
— Не больше тридцати сантиметров. Пока не удалось увеличить, но мы…
— Этого достаточно, — сказал Григорий.
— Достаточно? Нет, скафандр не пролезет. Даже если стравить давление. Проверили уже. Нужно еще сантиметров двадцать, тогда мы бы вас втащили. Григорий, только не волнуйтесь, мы обязательно успеем.
— Слушайте меня. Через пятьдесят минут я возвращаюсь на корабль.
— Григорий, мы…
— Слушайте же меня! — поднял голос Хорошев. — Если через пятьдесят минут люк не откроется, я возвращаюсь на корабль. Вы должны…
Через пятьдесят минут люк не открылся. Кислород в скафандре кончился — за исключением малой порции, которую Хорошев оставил на случай, если люк все же откроется. Запасы Станции также подходили к концу. Григорий, стараясь сэкономить, почти не двигался, но не мог приказать сердцу биться медленнее. Казалось, дышать все труднее.
Хорошев расстегнул первый замок.
Вернуться на корабль можно только без скафандра — чтобы пролезть в тридцатисантиметровую щель заклинившего люка.
Находясь в безвоздушном пространстве, человек может удержаться в сознании до пятнадцати секунд, и до двух минут — оставаться живым.
Замки скафандра неохотно подчинялись дрожащим пальцам. Расстегнуть на спине их было практически невозможно. Секундомер торопливо отсчитывал оставшееся время.
Если задержать воздух в легких, находясь в вакууме, их разорвет в клочья. Перед прыжком необходимо выдохнуть. Разорвет и множество мелких кровеносных сосудов, здесь выдох не поможет. Впрочем, цель — добраться до корабля, а не уцелеть.
Один замок заклинило, он никак не желал освобождать Хорошева от ненужного уже панциря.
Четыре минуты.
Слюна на языке вскипит, мгновенно пересохнут глаза, слизистая. Но насмерть не замерзнет — в вакууме телу нечему отдавать тепло.
Замок не подчинялся.
Три минуты.
Ученые, изучая воздействие вакуума, разорвали в нем великое множество крыс — настала очередь эксперимента над человеком.
«Оставлю неплохое наследие хотя бы», — утешал себя Хорошев, скользя пальцами по замку. Он весь обливался горячим потом.
Две минуты.
«Уже вижу заголовки: «Голый человек в космосе» или «Человек за бортом», что-то такое, — Григорий пытался шутить сам с собой. — Что скажет Мари? А Непогодин? Лучше бы назвали — «Последний эксперимент» или что-то в подобном духе».
Стрелка датчика кислорода лежала на красной полоске.
Полторы минуты.
Дышать разреженным воздухом приходилось частыми большими глотками.
Замок поддался. Осталось еще три. Хорошо бы с ними полегче…
Минута.