Апокриф
Шрифт:
Все. Задание выполнено. Ангел опустил голову. Вообще-то, самое время исчезнуть. «И встали они и более уже не видели его».
— Прощай, — прошептал Рафаил Товию, — Спасибо тебе за все, — и, повернувшись, легко и бесшумно пошел прочь.
Насмотреться напоследок на свое человеческое отражение в колодце ему не дали.
— Так значит, ты и есть Третий Ангел, — и смуглая ладонь легла на край колодца рядом с его рукой. Рафаил сам от себя не ожидал, что так обрадуется этому голосу.
— Как ты нашел
— Просто пошел туда, где тебя впервые встретил. Подумал, что ты захочешь туда вернуться.
— Я рад, что ты пришел.
— Будем прощаться? Вообще-то, то, что я хочу тебе сказать, наверно, покажется тебе глупостью. Как и все, что я успел наговорить тебе за время нашего путешествия. Но пусть ты, как Ангел, вправе наказать меня за дерзость, я скажу: я не жалею о том, что встретил тебя. И могу ответить за все, что я говорил и делал.
— В переводе с твоего языка это означает примерно следующее: ты любишь меня даже таким, и не сердишься на меня за то, что я скрыл от тебя, что я — Ангел?
— Ох… — Товий отвел глаза, — Ну, что ж, зато честно. Да. Это я о первой части, — Рафаил улыбнулся. — Но остальное… А разве я вправе сердиться на тебя за что бы то ни было, Посланник Неба?
— Конечно. Я на Земле, которую Он создал для людей. Я никогда не видел людей, не говорил с ними. С людьми общался Гавриил, иногда — Михаил. А я всегда работал с ангелами и демонами, а в отношении людей просто выполнял Долг. А теперь я встретил тебя и узнал, какими могут быть люди. Я притворился человеком ради этого, обманул тебя.
— А обманул ли ты меня? — вдруг улыбнулся Товий, — Мне кажется, ты и стал человеком…
— Я… не могу этого сделать. Физически — в чем-то да, но…
— Душа человека — в этом все дело? Но полюбить ты все же способен.
— Конечно. Не только способен, но и должен. Я для этого создан, — немного удивленно посмотрел на него Рафаил.
— Я не совсем об этом. Я хотел сказать… А, впрочем, в Рай я при любом раскладе уже не попадаю! — усмехнулся он, стремительно развернулся и встал напротив Ангела, — Так что я собираюсь сейчас сделать то, что давно хотел. А потом ты можешь испепелить меня на месте.
— А что ты… — меньше всего Рафаил ожидал того, что случилось. Что темные глаза с золотыми искорками на дне окажутся совсем близко, а теплые губы накроют его собственные. Стука сердца рядом с его сердцем, остановившегося дыхания и чувства какой-то всепоглощающей нежности. Своего нежелания прервать этот контакт, слишком близкий, слишком глубокий, слишком странный. И сразу вслед за этим — прикосновение губ к русой пряди у виска и шепот:
— И как это будет? Удар молнии?
— Ты о чем? — чуть слышно произнес он в ответ.
— О наказании за то, что я сделал. За то, что люблю тебя, Аза… Рафаил.
— Я не знаю, имею ли право наказывать за это, — Рафаил коснулся его ресниц кончиками пальцев.
Если бы его спросили, что он сейчас чувствует, он ответил бы, что счастлив. А потом он ушел.
7
— Странно,
Все это время он созерцал невозмутимо пишущего знатока Закона, облаченного в тусклое золото одежд. К его изумлению, при звуке его голоса летавшие над столиком в отблесках огня пальцы замерли, и Уриил порывисто развернулся к нему всем корпусом.
— Слава Ему… — негромко проговорил он, окидывая Рафаила взглядом с головы до ног, и улыбнулся, оценив перемену в нем, — О! Это… неожиданно. Я думал…
— Что ты думал? — Рафаил вошел в беседку и присел у ног Четвертого Ангела.
— Я не ожидал, что ты решишься на такое. Почти человек.
Рафаил усмехнулся.
— Ну-ну. Стоит остричь волосы и чуточку загореть… А успех миссии тебя не удивляет?
— В нем я был уверен.
— Отчего тогда такая реакция?
Четвертый Ангел улыбнулся и провел тонкой рукой над его головой, не коснувшись.
— Я тоже рад тебя видеть. Хоть и не могу определить сейчас даже то, зачем ты пришел. Слишком слабо тебя чувствую, — он помедлил, — Я даже не совсем уверен, что это ты.
— Я. А пришел я, как обычно, за ответом. Объясни мне, что такое любовь?
— О! — Уриил откинулся на спинку каменного сиденья и негромко рассмеялся, — Это действительно ты.
Короткий жест — и в воздухе едва уловимо задрожало видение бесконечного ряда переплетов — книги.
— Какая любовь тебя интересует? — спросил Уриил, не опуская руки, — Божественная, жертвенная, плотская, любовь к людям, к делу, к детям, к родителям, иная любовь? Любовь к Родине?
Почему-то Рафаилу показалось, что он слегка издевается. Самую малость, но… что ж, сам напросился.
— Про любовь к людям я все знаю сам. Это из области Долга. А вот то, что меня интересует, затрудняюсь сформулировать четко. Разве что…
Он с нечеловеческой стремительностью привстал, узкая ладонь легла на скрытое шелковистым золотом плечо, и он коснулся губами полуоткрытых в улыбке губ Четвертого Ангела. Тот на мгновение напрягся, но страх был ему неведом, а любопытство слишком сильно, и поэтому он позволил почти человеческому сейчас телу Третьего Ангела во всей полноте ощутить нежность теплых мягких губ, пока тот не отстранился сам.
— Хм… Ближе к плотской, — спокойно заметил Уриил, улыбаясь Третьему Ангелу, с трудом выравнивавшему дыхание, — Однако, какая полнота ощущений! — он отвел глаза, — Зачем ты приблизил свое тело к человеческому так сильно?
Рафаил пожал плечами.
— Захотел понять, что чувствуют люди.
— Теперь уже не «смертные», а «люди»?
— Да. Теперь и всегда.
— О… — Уриил, помолчав, кивнул, — Да, ну так вот. Во-первых, ближе к плотской. А во-вторых, насколько я помню… а мне ли не помнить… это — грех.