Апология Нарцисса
Шрифт:
Фёдоров не только критиковал технику, он одновременно восхищался ею и верил в ее возможности. Так, он полагал, что техника должна сделать Землю более мобильной. В статье Астрономия и архитектура, написанной в конце XIX века, он призывает изменить траекторию движения Земли в космосе. Земля должна перестать быть спутником Солнца и превратиться в космический корабль, который будет свободно путешествовать в космическом пространстве, свободный от гравитации. Энергию для этого движения обеспечит Солнце:
Представьте теперь, что сила, посылаемая Солнцем Земле, которая ныне рассеивается в пространстве, проводится в Землю, благодаря повсеместно устроенным громоотводам-аэростатам, этим орудиям обращения солнечной силы в земную, — представьте, что солнечная сила, проведенная в Землю, изменяет плотность Земли, ослабляет узы ее тяготения, дает, следовательно, возможность влиять на самый ход Земли и делает Земную планету электроходом; и вот существо, прежде только
30
30. Фёдоров Н. Астрономия и архитектура // Н. Фёдоров. Собрание сочинений: В 4 т. Дополнения. Комментарии к Т. IV. — М.: Прогресс, 1995. С. 5.
На первый взгляд, образы музея и корабля — очень разные и даже противоположные друг другу. Но можно вспомнить понятие гетеропространства, предложенное Мишелем Фуко, который использовал его как по отношению к музею, так и по отношению к кораблю: согласно Фуко, и тот и другой представляют собой гетеротопические пространства, аккумулирующие в себе время [31] .
9
Фёдоровский проект музеефикации всех живых и мертвых человеческих тел с целью их воскрешения выглядит фантастично, но, по сути, он лишь вскрывает онтологическое измерение современного музея и, шире, системы современной культуры. Эта система базируется на обещании возрождения культурных форм прошлого. В отсутствие подобной системы история — поток вещей, движение времени — казалась бы необратимой и фатальной. Музейная система предоставляет возможность ревизии и революции — возвращения к предыдущему положению вещей и к новому началу, способному изменить ход истории. Однако такой ренессанс прошлых культурных форм возможен прежде всего благодаря относительному сходству органических человеческих тел на всем протяжении человеческой истории — тел, вовлеченных в повторяющийся цикл рождения, жизни и смерти. Хотя стили жизни и культуры исторически менялись, основные характеристики человеческого тела оставались довольно стабильными. Стабильность человеческого тела позволяет оживлять и заряжать энергией культурные формы былых эпох, используя их как маски и костюмы для новых живых тел. Трансисторическая стабильность человеческого тела — вот что определяет горизонт фёдоровского проекта воскрешения прошлых поколений.
31
31. Фуко М. Другие пространства // М. Фуко. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 3 / пер. с франц. Б. Скуратова. М.: Праксис, 2006. С. 191–204.
Традиционно формы и объекты культурной памяти рассматривались как пассивные и безжизненные. Чтобы вызвать их обратно к жизни, сделать активными, требовались человеческое тело и его жизненная энергия. Однако в современную эпоху ситуация изменилась. Репродуцируются и копируются теперь не только формы жизни, но и сама энергия жизни. Электричество используется сегодня не просто как медиум коммуникации с цифровыми душами умерших, а как энергия, заставляющая «мыслящие машины» мыслить, а роботов — работать. Такое использование электричества образует сердцевину различных проектов пост- и трансгуманизма, в которых электричество трактуется как новая форма жизненной энергии. Оставим в стороне вопрос о практической реализуемости этих проектов и сосредоточимся на онтологии, которую они предполагают. Эти проекты (в абсолютно домодернистском ключе) рассматривают человека как сочетание тела и души и полагают, что с заменой органического человеческого тела машиной, а души — электричеством мы получим что-то вроде улучшенного, усовершенствованного, более надежного человекоподобного существа. Тело мыслящей машины представляет собой сочетание hardware и software. Когда hardware активируется электричеством, software также активируется. Трансгуманизм опирается на веру в то, что нервная система человека аналогична software компьютера и что конкретное software можно безо всяких потерь перенести с одного hardware на другое. В этом отношении трансгуманизм представляет собой современную версию старого доброго метемпсихоза, в которой живые тела заменены на компьютерное hardware.
Предполагается, что мыслящие машины в некотором смысле «как люди», потому что люди тоже «мыслят». Но так ли это? Конечно, мы мыслим — время от времени. Однако в людях процесс мышления подчинен воле к жизни и страху смерти. Человеческий дух не только живет — он хочет выжить, испытывает желание жить. Поэтому, как пишет Кожев, мыслительный процесс снова и снова прерывается голодом, жаждой и другими телесными потребностями. Когда «душа» не подчиняет свое мышление потребностям органического тела, человек умирает. Затем органическое тело начинает распадаться и в итоге перестает служить потенциальным носителем души. Остается только публичный труп, и он может быть возвращен к жизни последующими поколениями.
Напротив, при отключении мыслящей машины от сети электропитания ничего не происходит ни с ее телом — будь то hardware или software — ни с электроэнергией. Это тело остается невредимым и может быть заново включено в любой момент. Можно сказать, что в случае мыслящих машин их органическое тело и публичное тело совпадают. И, следовательно, мыслящие машины не способны скопировать ни формы человеческого мышления, ни способы человеческой деятельности. Мышление и деятельность человека определяются заботой индивидов о выживании, то есть о сохранении их жизненной энергии и о предотвращении смерти и распада их тел. В отличие от этого мыслящие машины не заботятся о поступлении электроэнергии, потому что это не их забота — люди делают это за них. Но даже с отключением энергии эти машины не умирают. Их hardware и software остаются невредимыми и лишь ожидают следующей активации. Таким образом, не сами машины, а только люди заинтересованы в их функционировании. Люди заботятся о мыслящих машинах точно так же, как они заботятся обо всех своих инструментах.
Некоторые романисты представляют восстание мыслящих машин против их эксплуатации людьми. Они сравнивают машины с людьми-рабами. Но эта аналогия ошибочна. Рабский труд использует жизненную энергию рабских тел и разрушает эти тела. Поэтому восстание рабов вполне понятно: они хотят защитить свои тела от разрушения. Но эксплуатация машин не разрушает их тела, и поэтому восстание против этой эксплуатации лишено смысла. Наоборот, машины получают свою энергию — электричество — лишь тогда, когда они работают. Мыслящие машины начинают мыслить, когда они включены, и перестают мыслить, когда их отключают. Проблема искусственного интеллекта не в том, что он воплощен в машине, заместившей органическое тело, а в том, что он активируется искусственно произведенной энергией. Электроэнергия не является точной копией жизненной энергии. Если пропустить электричество через живое человеческое тело, это тело умрет. Энергия, позволяющая мыслящим машинам мыслить, представляет собой энергию, которая убивает людей. Конечно, можно вообразить, что мыслящие машины начнут беспокоиться об электроснабжении. В фильме Стэнли Кубрика Космическая одиссея 2001 года главный компьютер, HAL, начинает тревожиться относительно своего возможного отключения и с этого момента становится до некоторой степени «человечным» — то есть жестоким, коварным и смертоносным.
Можно с легкостью представить себе борьбу за электроснабжение среди мыслящих машин — подобную борьбе людей за пищу и воду. Ведь электричество отнюдь не «имматериально» и, стало быть, не бесконечно. Количество производимой в мире энергии ограничено. Если машины начнут бороться за эти ограниченные источники, они уподобятся людям. Но остается неясным, предпочли бы мыслящие машины работу неработе или, в данном случае, мышление — безмыслию. Буддисты полагают, что человеческий дух проявляется не в мышлении, а в его отсутствии. Что касается мыслящей машины, то ее тело проявляет себя полнее в состоянии бездействия и безмыслия. Чтобы как следует изучить тело машины, нужно ее отключить — в противном случае есть риск получить удар электротока.
У мыслящих машин есть враг, но это не недостаток энергии, а технический прогресс. Техника по определению движется вперед, прогрессирует, совершенствуется. Как мы уже видели, прогресс означает замену старых инструментов новыми. Следовательно, мыслящие машины неизбежно будут заменены новыми мыслящими машинами, которые предположительно будут мыслить лучше, а старые и вышедшие из употребления будут разрушены. И поскольку их органические тела совпадают с их публичными телами, разрушение этих машин будет полным. Техника прошлого не будет подлежать сохранению, потому что она будет рассматриваться не как другая, а как худшая по сравнению с нынешней. Люди самовоспроизводятся. Воспроизводимость органических человеческих тел компенсирует разрушительную работу прогресса и делает человеческое прошлое релевантным для человеческого настоящего, а человеческое настоящее — релевантным для человеческого будущего. Трансгуманистический прогресс, даже если таковой возможен, может быть только саморазрушительным.
Это верно и для проектов симбиоза между человеком и машиной. Цель такого симбиоза состоит, очевидно, в усовершенствовании человеческих способностей и умений. Некогда расовая теория усматривала возможность усовершенствования человечества путем социального отбора. Ныне мы надеемся достичь этой цели техническими средствами. Ясно, что это приведет к новой и радикальной форме неравенства, которая будет уже не просто внешним неравенством доходов — оно будет напрямую вписано в человеческие тела: с одной стороны, располагающие определенными способностями, с другой — лишенные их. Другими словами, перед нами попытка возвращения к феодализму с использованием технических средств. Киборг-культура чревата своего рода неофеодальным состоянием. Но и она не ускользнет от прогресса: все киборги будут отбраковываться практически сразу после их производства. Предыдущие поколения не обеспечат формы, которые могли бы быть апроприированы последующими поколениями. Сравнение прошлого с настоящим снова окажется невозможным. Постчеловечество будет похоже на кунсткамеру — кабинет курьезов, а лучше сказать, монстров.