Апрельское озеро
Шрифт:
<center>***</center>
Весь день Элисон только и думала, что над словами супруга: сможешь сбежать, пока я отсутствую… Никто ведь теперь её здесь не удержит – бери лошадь, складывай немногочисленные вещи и беги. Единственное, что её до сих пор останавливало, точнее, кто – это Ривз старший. Одно его слово, и брату не поздоровится. Достанется и отцу за укрывательство дезертира, а он ведь уже не так молод, чтобы переживать новые хлопоты и проблемы. Теперь, когда Александр благополучно уехал и оставил её, у девушки было достаточно
Но у Элисон теперь даже не было шанса написать письмо и отправить его брату. Рано утром, 16-го числа, в замок наведался самый неожиданный для неё гость. Увидев пожилого джентльмена в чёрном фраке в такой час в своей гостиной, девушка поначалу и вовсе не нашла, что подумать. Мужчина выглядел довольно сурово, весь его строгий вид словно говорил о том, что здесь он появился с самыми серьёзными намерениями.
– Доброе утро, сэр, – тихо произнесла Элисон, медленно спустившись в гостиную по лестнице.
Мужчина сидел на стареньком диване и, не обращая внимания на девушку, продолжал молча читать, судя по всему, один из последних номеров «Stamford Mercury». Его молчание показалось Элисон крайней грубостью, и, так как ни экономки, ни кого-то другого рядом не оказалось, она поняла, что с этим гостей ей придётся разбираться самой.
– Сэр? – она остановилась посреди комнаты так, что её почти всю касался свет поднимающегося солнца, проникавший сюда через окно. – Могу ли я узнать, что вы здесь делаете?
– О Шеффилдах говорят, что они – самая уважаемая семья на всём южном побережье, – заговорил он, не отрываясь от чтения, и голос его – хрипловатый и глухой – заставил Элисон вздрогнуть. – А выходит, что их единственный наследник оказался дезертиром…
– Если вы думаете, что можете вот так внезапно появиться здесь и оскорблять мою семью… – сердито возразила девушка, но старик тут же её перебил:
– И дочь они воспитали не менее дерзкую! – он поднялся с дивана и, с едва заметным отвращением отбросив газету в сторону, заложил худые руки за спину.
Тогда Элисон лучше рассмотрела его: худой и прямой, как жердь, с бледной, почти серой, кожей, острым длинным носом и маленькими глазами с густыми бровями над ними. Когда он заговорил снова, Элисон расслышала его ирландский акцент.
– Я служу графу Ривзу уже тридцать с лишним лет и имею полное право появляться в его владениях, когда мне заблагорассудится. Я выполняю только его приказы и поручения, – сделав небольшую паузу, старик продолжил: – А также приказы виконта, его сына. И пока Александр отсутствует, мне поручено быть здесь и присматривать за вами.
– Мне не нужна нянька! – девушка упрямо сжала пальцы в кулаки.
– Никто не говорил, что я стану вам нянькой. И вы должны обращаться ко мне «сэр Томас», ибо нам придётся довольно долго контактировать. Надеюсь, цель моего визита вам ясна, – он поправил рукава своего вычищенного пиджака
– Для исполнения ваших прихотей можете обращаться к экономке, а я здесь для того, чтобы убедиться, что вы никуда не денетесь до самого возвращения вашего супруга. Поэтому для меня это не важно: хотите ли вы сбежать или нет. Мне не важно, чего хотите <i>вы</i>.
Кивнув без всякого почтения, старик взял с дивана скомканную газету, аккуратно свернул её и направился к главному выходу. А Элисон еле сдерживалась, чтобы не сказать ни единого грубого слова вслед.
<center>***</center>
<right><b>Марибор, Словения
18 июля 1819</b></right>
Высокий, мускулистый двадцатилетний парень сидел на корточках на шатком столе в одном из самых популярных у путешественников пабов города. Он успел сбросить свои сапоги ещё до того, как вскочил на стол, подбадриваемый дружными криками своих не менее пьяных, чем он, товарищей. Парень взлохматил рукой свою густую шевелюру, удобней разместился на столе, вокруг которого, кроме его друзей, уже собралась целая толпа местных пьянчуг, и громко, но медленно стал читать по мятому листку:
– «<i>… я более ни минуты без Вас жить не могу, повелительница моего грешного сердца!</i>»
И тут же со всех сторон раздался громкий пьяный смех нескольких десятков мужчин. Некоторые до хрипоты смеялись так, что долбили кулаками по столикам, и деревяшки чуть не ломались под ними.
– Читай, читай дальше! – выкрикнул кто-то из солдат, сидящих у самой стены паба.
– А дальше он ей пишет: «<i>О, Вы, чья красота несравнима с красотой самой Афродиты…</i>»
– Дальше! Читай ещё!
Солдаты, путешествующие из Портсмута, остановились в этом пабе отдохнуть и пропустить «рюмочку-другую». Но веселье растянулось на несколько часов, вино и ром лились, что говорится, рекой, а когда кто-то из солдат вспомнил, что на днях стянул у командира письмо, местная пьянь и путешественники дружно согласились обсудить его содержание вместе.
– Вот, вот, вот! – солдат на столе вдруг затараторил, и шум в помещении смолк. – А вот есть ещё: «<i>…если вы не смилуетесь над моей несчастной душой, я умру, и муки всех кругов Ада не сравнятся с теми, что я переживаю!</i>»
– А старик, пусть и не первой свежести, умеет красиво говорить!
– Спорю на десять фунтов, всё это писал не он!
Восторженно-пьяные вскрикивания продолжались ещё долго, пока не было прочтено всё письмо целиком, но и позже нашёлся какой-то старичок из города, умеющий отлично рассказывать похабные истории; веселье не заканчивалось. Алекс и Уильям, чьи голоса то и дело сливались с общим шумом, стояли у стены напротив стола с главным весельчаком вечера и по прошествии каждых двадцати-тридцати минут просили снующих туда-сюда официанток подлить им в кружки больше пива.