Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода)
Шрифт:
Вдруг она оттолкнула ингалятор, закрыла рот руками и закашлялась.
– На. – Тирни схватил с другого дивана полотенце, которое прошлой ночью подкладывал себе под голову, и подал ей.
Лилли стала кашлять в полотенце. Кашель сотрясал все ее тело. Тирни, стоя перед ней на коленях, что-то ободряюще шептал.
Наконец пароксизм миновал. Лилли опустила испачканное полотенце, и Тирни забрал его. Она смотрела на него как завороженная, и он только теперь сообразил, что выглядит как пугало.
Тирни стряхнул снег, налипший на брови и
– Это не привидение. Это я.
– Ты вернулся? – Ее голос был еле слышен. – Почему?
– Я сделал то, что хотел сделать. Я вернулся. Я принес твои лекарства. Ты думала, я сбегу и брошу тебя умирать?
Она кивнула.
– Если бы я поклялся тебе, что вернусь с твоим лекарством, ты бы мне поверила?
Лилли тихонько покачала головой.
– Вот именно. Пытаться тебя убедить было бы пустой тратой времени. Вот я и оставил тебя с этими ужасными мыслями. У меня не было иного выбора. Но мне нелегко было уйти.
Он тяжело поднялся с колен и распрямился. Двигался он так, словно вдруг состарился лет на сорок. Он не чувствовал ног внутри башмаков, не чувствовал пола под ними, пока шел к камину и подкладывал в него поленья. Пришлось наклониться и подуть на угасающие угли, чтобы они разгорелись. Наконец они вспыхнули, и вскоре жадные языки огня начали лизать поленья.
Тирни спустил с плеч лямки рюкзака, поставил его на пол и носком башмака задвинул под столик. Он размотал шарф, снял с головы плед и шапочку. Все это вместе с курткой он повесил сушиться на спинку стула. Потом он осторожно ощупал затылок и осмотрел пальцы, проверяя, нет ли свежей крови. То ли его рана перестала кровоточить, то ли кровь замерзла.
Он сел на диване напротив Лилли и расшнуровал ботинки. Снимать правый было страшно: лодыжка могла так опухнуть, что его потом невозможно будет надеть. Но если он не восстановит кровообращение в ступне, не исключено, что ему придется попрощаться с обмороженными пальцами.
Стискивая зубы от боли, Тирни высвободил ногу из башмака и стянул носок. Лодыжка слегка опухла и выглядела не так плохо, как можно было предположить, судя по адской боли. Признаков обморожения он не увидел, но принялся безжалостно массировать пальцы. Когда к ним прилила кровь, боль стала нестерпимой, но это означало, что капилляры не отморожены безвозвратно.
Пока Тирни проделывал все эти операции, Лилли продолжала сидеть с широко раскрытыми глазами, лишившись дара речи и глядя на него, как на привидение. Было ясно, что она по-прежнему боится его.
Двигаясь медленно, чтобы не испугать ее еще больше, Тирни поднялся, подошел и опять опустился на колени перед диваном рядом с ней. Когда он попытался заговорить, его голос прозвучал хрипло.
– Теперь тебе лучше?
У нее еле хватило сил наклонить голову.
– О боже, я забыл про твои таблетки.
Тирни нашел на полу коричневый пластиковый пузырек, закатившийся под одно из кресел. Он принес ей воду из кухни. Лилли
– Этот ингалятор отлично работает, – заметил Тирни. – Я не знал, который из них пустить в ход в первую очередь. Вроде бы выбрал тот, что надо.
Лилли опять чуть заметно кивнула.
Тирни пытливо вглядывался в ее лицо. Она двигалась и дышала, краска возвращалась, но он опасался, что у него начинается новая галлюцинация вроде тех, что мучили его на обратном пути от машины. В центре каждой из них была Лилли. В одних он, вернувшись, находил ее посиневшей от холода и нехватки кислорода, неподвижной, мертвой. В других она была сияющей и полной жизни, сексуально изголодавшейся, страстно втягивающей его в себя.
В действительности она оказалась не безжизненной и не страстной, скорее заторможенной.
– Должно быть, ты потеряла сознание как раз перед моим приходом, – объяснил Тирни. – Я несколько раз окликал тебя по имени, но ты не отвечала, даже не двигалась. Твоя грудь была совершенно неподвижна. Перепугала меня до полусмерти, – признался он. – Я подумал, что пришел слишком поздно.
– Я тоже так думала, – еле слышно прошелестела Лилли.
И тут гримаса плача исказила ее лицо, эмоции прорвали ненадежную плотину самообладания и выплеснулись наружу безудержным потоком слез.
Тирни отреагировал чисто по-мужски. В миг, равный биению сердца, он был уже рядом с ней на диване, обхватил ее вздрагивающие от рыданий плечи.
– Все хорошо, все в порядке. Я вернулся, и ты жива.
Лилли рухнула ему на грудь. Он усадил ее к себе на колени и начал укачивать как ребенка, обнимая обеими руками и склонившись к ней головой. Он чувствовал, как ее руки комкают его свитер.
– Тихо, тихо, – шептал Тирни, проводя губами по ее волосам. – Не плачь, Лилли. Тебе же нельзя плакать, разве ты забыла? Ты же не хочешь вызвать новый приступ? – Он запрокинул ее голову, откинул назад спутанные волосы. Слава богу, ее лицо больше не было мертвенно-серым. Обхватив ее голову ладонями, он провел большими пальцами по щекам, чтобы вытереть слезы. – Ничто не могло помешать мне вернуться, разве что смерть там, в лесу.
Его взгляд скользнул к ее губам. Эти полные мягкие губы теперь порозовели, они были полураскрыты и влажны после того, как она пила воду, а может быть, от слез. У основания горла под нежной кожей билась жилка в такт биению сердца.
Сдерживая обуревающие его страсти, Тирни встал и перенес ее на матрац, опустился на него рядом с ней. Он сел, опираясь спиной на валик дивана, вытянув ноги к огню и держа Лилли на коленях.
Он положил ее голову к себе на грудь, она прижалась щекой к его свитеру. Он укрыл ее и себя одним из одеял, обнял ее крепче и прижался подбородком к ее макушке.