Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)
Шрифт:
— Брамме меня привлекает, я с удовольствием прожил бы пару лет поспокойнее и закончил бы книгу об Урукагине [28] .
— Урукагина? Это еще кто такой?
— Может быть, первый социалист древности, он же и социалист-реформист. За двадцать четыре века до рождества Христова он в течение шести лет правил шумерийским государством Лагашем, пока не был побежден владыками соседних рабовладельческих государств.
— Великолепно, господин главный редактор, великолепно!
28
Урукагина — царь Лагаша, во второй «половине XXIV века
— Положим, я больше вашего знаю о шумерах, зато вы больше знаете о гражданах Брамме. И поскольку вышла короткая передышка…
— Затишье перед бурей. Вот погодите, появятся Карпано и мать Плаггенмейера…
— Что я и делаю! А вы могли бы тем временем рассказать мне о Коринне. Что это была за девушка?
— У меня при себе маленькая фляжка «двойного корна». От глотка не откажетесь?
— Не откажусь и от двух.
Мы выпили.
— Да, — начал Корцелиус. — Коринна… Погодите, у меня есть фотография Гунхильд из нашего архива. Она там в первом ряду демонстрантов…
— Времена пошли… Раньше носили с собой фотографии девушек, снятых на качелях или на лугу, в цветах. А теперь…
— На снимке есть и Коринна. Вот…
Я рассмотрел фотографию и даже руками развел от удивления. Нет, красавицей ее не назвал бы никто. Может, тут еще сыграло свою роль соседство с Гунхильд, но вид у Коринны на снимке был такой, будто она заявилась на демонстрацию сразу после дойки на ферме. Лицо грубоватое, пористое, кожа неухоженная.
Корцелиус отгадал мои мысли.
— Все вы меряете мерками иллюстрированных еженедельников! Сами выдумываете какой-то идеал женской красоты, которому в лучшем случае соответствует десять процентов наших женщин. А остальные девяносто процентов что? Негодный товар, идет на рынке по дешевке? Поэтому мужчинам так легко их держать в постоянном страхе: радуйся, мол, что тебя вообще кто-то купил. У нас в Брамме, например, если девушка вовремя не выскочит замуж, ей рассчитывать не на что.
— Вы, пожалуй, правы. Но возникает следующий вопрос, почему вы сами в таком случае остановили ваш выбор на Гунхильд, а не собираетесь осчастливить дурнушку, которая в моей гостинице чистит картошку?
— Выходит, я тоже запрограммирован неверно.
— Вот как.
— Но если серьезно… Коринна — это была душа-человек. Мне это и Гунхильд говорила, и многие другие, с кем я беседовал после несчастного случая, или после убийства, если угодно. Родители вполне приличные люди, после школы начала службу у Бута, ученицей в конторе. Выучившись, некоторое время проработала в бухгалтерии, где у нее впоследствии начались неприятности. Скорее всего из-за ее политической активности… Тогда ей пришлось сменить специальность, она прошла краткосрочные курсы в Западном Берлине и получила потом диплом библиотекаря. Книги всегда были ее страстью. Во всяком случае, наша городская библиотека при ней вышла в лучшие.
— А что на любовном фронте?
— По-моему, Плаггенмейер был первым в ее жизни.
— А-а…
— Так называемая лирика не составляла для нее смысла жизни. Ей просто был нужен человек, на которого бы она могла опереться. А если человека вытащить из болота, он к тебе и привяжется, и довериться ему можно, ничем себя не унижая. Итак, Плаггенмейер! Он как раз вернулся из тюрьмы для несовершеннолетних… Помните, поджог пакгауза на территории «Бут АГ»? Его где-то подобрала Гунхильд, в бассейне, по-моему, и познакомила их. Прямо-таки трогательная история. Оба они словно ожили. Коринна к тому времени стала куда интереснее, по-своему даже красивой. Этот снимок сделан гораздо раньше, по нему судить нельзя. Похоже, снимали во время забастовки трамвайщиков, точно не помню. Во всяком случае, до их знакомства. Она наконец-то
жаргоном вашего распрекрасного еженедельника, «жизнь этих людей вновь обрела смысл».
Когда я слышу столько добрых слов о человеке, мною невольно овладевает недоверие.
— А не хотела ли она немного покрасоваться перед своими политическими друзьями: вот я, дескать, какая передовая, какая молодчина!
— Может, это и играло какую-то роль, но ни в коем случае не первостепенную. А что, в таком случае я ее гордость считаю вполне оправданной.
Я кивнул.
— С одним вопросом мы разобрались. Теперь другое: я никак не могу составить себе представление о выпускниках, сидящих в этом классе.
— Их биографии мне, конечно, известны, — сказал Корцелиус. — Разве можно предвидеть подобный поворот событий? Стоит произойти чему-то чрезвычайному, и мы сразу… Опять за свое!.. Да, я вот что хотел сказать: у меня при себе список учеников класса и профессии, которые каждый из них для себя выбрал. Как-то с месяц назад я побывал у них в классе и провел опрос. Мы всегда так поступаем перед выпускными экзаменами, чтобы потом, после выпуска, опубликовать весь список на полосе городских событий. У нас это проводится на государственном, так сказать, уровне. Погодите, листок у меня при себе, я сунул его куда-то, когда услышал, что Плаггенмейер захватил 13-й «А»… Вот он!
— Благодарю. — Я взял бумажку из его рук. — А есть ли среди них такие, кто не собирается идти в университет?
— Двое, не больше.
— Тогда Плаггенмейер заслуживает ордена: наконец-то нашелся человек, который взялся за решение проблемы «нумеруса клаузуса»… [29]
— От вашего цинизма меня просто тошнит…
— Меня тоже…
Я пробежал глазами его заметки:
Аннемари Ахтенмейер (врач), Альф Авельберг (нет данных), Эльке Аддикс (судья по делам подростков), Дёрте Блуменрёдер (учительница), Рейнгард ван Верен (математик), Дирк Дельвенталь (преподаватель вуза), Хайдрун Эйлере (библиотекарь), Ганс Герд Фюльмих (экономист производства), Ханно Геффекс (ветеринар), Гунхильд Гёльмиц (журналистка), Ханс Хеннинг Хакбарт (зубной врач), Карстен Хармс (зубной врач), Хельфрид Хоейр (инженер-машиностроитель), Иммо Кишник (адвокат), Фолькер Клюзинг (юрист), Герхард Кюк (аптекарь), Ирене Кюпер (преподавательница вуза), Йорк Ленкуль (врач), Хинрих Миндерман (экономист производства), Харьо Hoop (учительница), Антье Пеструп (переводчица), Фридмар Шерло (торговый эксперт).
29
«Нумерує клаузус» (лат.) — положение, принятое правительством ФРГ, регулирующее порядок поступления абитуриентов в вузы. Вызвало много возражений, так как ограничивало прием как на отдельные факультеты, так и препятствовало поступлению детей из необеспеченных семей.
Вот он, цвет города Брамме с 1985 по 2030 год.
Может, Эйнштейна [30] среди них и нет, но один камень да еще один камень — вот и разрастется и укрепится такая община, как Брамме. Разве не так?
— Всем им Плаггенмейер ни в чем не уступал, — сказал Корцелиус. — Мог бы стать отличным учителем английского языка, если бы наше общество не отнеслось к нему по-свински.
— Но эти двадцать два человека, которых он держит в заложниках, перед ним не виноваты.
30
Здесь игра слов: «Эйнштейн» — «Айн-штейн» — один камень, один кирпич.