Арфеев
Шрифт:
Кто-то стучал в дверь.
Рома открыл глаза и поднял голову, пытаясь хоть что-то разглядеть перед собой. Он лежал на полу в небольшой серой комнате, почти окунувшейся во мрак — темноту разбавляла лишь висящая на потолке одинокая лампочка. Она покачивалась из стороны в сторону, разбрасывая вокруг тени.
Стук повторился.
Рома встал на ноги и подошёл к двери, когда сзади кто-то шепнул:
— Убийца.
Он резко развернулся, но увидел одни
— Это всегда было правдой.
Кто-то шелохнулся во мгле и скользнул по полу, совсем как призрак. Окутавшая комнату тишина попыталась скрыть шаги, но всё равно сквозь неё просачивалось чужое дыхание.
— Убийца…
Рома вцепился в ручку двери и дёрнул вниз, но так и остался запертым в комнате. Он со всей силы ударил по двери плечом и ничего не добился. Стены засмеялись. Потолок засмеялся. Пол залился хохотом, и даже сама тишина еле сдерживала рвущийся наружу смех.
С той стороны кто-то вновь постучал.
Рома прижался к двери и закричал во всё горло:
— ОТКРОЙ МНЕ! ОТКРОЙ, ПОЖАЛУЙСТА, ТЫ ЖЕ МОЖЕШЬ! ОТКРОЙ! ЗДЕСЬ СТЕНЫ! ЗДЕСЬ ЧЁРТОВЫ СТЕНЫ!
Он отступил на шаг и ударил ногой по двери. Стук стих, но вот смех за спиной нарастал. Толпа зрителей укатывалась с хохоту, и хохот этот превращался в единый глас, скандировавший: «УБИЙЦА! УБИЙЦА! УБИЙЦА!» Чьи-то тонкие пальцы коснулись шеи и радостно прошлись по коже. Ногти почесали волосы. Ещё одни ладони проникли под рубашку, сползая к ягодицам. Влажный язык коснулся загривка, на который тут же хлынул поток горячего воздуха.
Рома закричал и вжался в дверь, не смотря за спину. Он судорожно зарыдал, его кулаки пытались пробить дверь, сломать её, но вместо хруста кистей до ушей донёсся шёпот:
— Вы мне нравитесь, босс.
Язык лизнул щёку.
— Вы мне нравитесь как мужчина.
Ладони прошлись по спине.
— Трахни меня.
Я трахну тебя.
— Трахни сейчас, перед тем, как я умру.
Смех становился громче, и шёл он, казалось, из груди.
— А зачем нам еда? Давай выпьем за нас! Выпьем нашей общей грешной крови!
Заткнись.
— Буду для тебя просто Машей. Так и подпиши меня над могилой. Ты же похоронил меня? Похоронил?
Заткнись, пожалуйста. Заткнись, заткнись, заткнись!
— Я заткнулась сегодня ночью. Благодаря тебе, милый. И когда я умирала, стены смеялись надо мной. Надеюсь, тебя они сожрут.
Рома заколотил по двери кулаками и начал бить головой, стараясь размозжить череп быстрее, чем тонкие пальцы доберутся до лица. Десятки ладоней ласкали его тело, пытались раздеть и перешёптывались друг с другом. В один момент они могли впить в тело все свои острые ногти и разукрасить его кровавыми дорожками, пока общий смех будет разноситься во мгле. Лампочка разбилась. Свет исчез. Рома не видел кровь, идущую из головы, но чувствовал её, а потому продолжал раскалывать череп. Замер он лишь тогда, когда чей-то склизкий язык пробрался в ухо, после чего раздался женский
— Горите вы все, мужчины, в аду!
Ногти впились в глаза, из которых тут же прыснула кровь. Холодные руки схватили разошедшийся в крике рот и начали оттягивать уголки губ друг от друга, разрывая нижнюю половину лица. Рома попытался схватить ручку двери, но нащупал лишь тело мёртвой кошки, внезапно ожившей от этого касания. Она прыгнула на пах и тут же вцепилась зубами в кожу. Кровь хлынула фонтаном. Она текла по ногам, накапливалась в туфлях. Вскоре начала вытекать и оттуда. Сены веселились, тьма хохотала, все вокруг были счастливы! Комната, наконец, наполнялась кровью.
Ноги подогнулись, и Рома, сдавшись, упал на песок.
Он смог открыть глаза лишь после нескольких секунд тишины, которую внезапно разбавили морские волны. Нет, волны океана. Он был на пляже огромного океана, который человечество ещё не открыло. Исчезли тонкие пальцы, исчезли женские ладони. Были только песок и океан. И затянутое облаками серое небо. Так-то лучше.
Рома поднялся и поплёлся к воде, не обратив внимания на то, что вся кровь исчезла. Он хотел просто окунуться в воду и забыться, позволить течению унести себя и даже утопить, если так будет нужно. Тонуть будет приятно, ведь никто не спасёт.
Берег тянулся в бесконечную даль, покрывал своим серым ковром весь мир, уступив лишь тёмно-синему, неспокойному океану. Голые ступни оставляли на песке следы, которые ту же затягивались и пропадали. Потом они стали появляться под ногами за миг до того, как они опустятся. И чем ближе становился шум волн, тем больше следы опережали Рому. Теперь уже он тянулся за ними, а потом побежал. Ступни попадали в собственные контуры, ветер проходился по волосам. Вокруг не было ни одной стены — одно огромное пространство, которое не могло на тебя упасть. Ноги неслись вперёд и остановились только тогда когда врезались в края ванны.
Рома попытался отойти, но не смог — наполненная кровью ванна приковала его взгляд.
Она слегка рябила, будто кто-то маленький бегал по дну и старался выбраться, но лишь, захлёбываясь, умирал. Кровь становилась ярче, насыщеннее, впивалась в глаза и источала тепло. Жар. На поверхности появился один пузырёк, за ним всплыл и второй. Над ванной попылал густой туман, когда кровь начали кипятить. Рома захотел убежать, рвануть с места и скрыться в океане, но вместо этого нагнулся над ванной, поставив под пар лицо.
На глубине что-то слабо сияло, пульсировало. Свет становился ярче, и только когда он добрался до самой поверхности, Рома увидел в нём серо-голубые блики.
Из кипящей крови выпрыгнула медуза и вцепилась в лицо, обвив голову щупальцами. Они обтянули череп и начали его сжимать, оставляя на коже глубокие порезы. Раскрывшийся рот наполнился слизью, и вскоре она начала вытекать из ноздрей, потому что в лёгких уже не было места. Рома поднял руки, но их тут же сцепили тугими верёвками и привязали к телу. Медуза убивала, растягивая удовольствие.