Аргентина: Крабат
Шрифт:
В годы Великой Войны Призрак не позволил Эдварду Манделу Хаусу подмять под подошвы его кожаных ковбойских сапог землю Старой Европы. Наступала эпоха реванша.
Женщина была готова к танцу «Апаш». Но в пустом переулке с разбитым черным фонарем (тем самым, с весеннего праздника Чуньцзе) она должна быть одна. Гертруда, живой комочек ее ледяного сердца, обязана исчезнуть где-то за океаном, стать строчками писем, буквами на телеграфном бланке. Ильза Веспер готова была принять и перенести эту боль. Дочь, ее плоть и кровь, ее малый
Мареку Шадову, смешному мальчишке с мячиком в кармане, в этом мире места нет.
Женщина, аккуратно сложив газету, достала из сумочки кольцо с черненым египетским саркофагом. Надела на безымянный, полюбовалась. Ее верный амулет, несущий смерть врагам.
Гиммель — стиснутые ладони — она утопит в черной воде, где уже лежат на дне золотые кольца «третьего трупа».
...Сена, темная звездная ночь. И огоньки, повсюду, — на реке, на берегу, на небе. Такие минуты вспоминаешь потом всю жизнь.
Мальчишка должен уйти. Если не захочет... Что ж, они встретятся на рассвете.
5
— Женщины любят богатых, — авторитетно заявила Герда, гася в пепельнице очередную сигарету.
Марек Шадов, докуривший первым (прощай, педагогика!), и не думал спорить.
— Точно. Богатых и толстых.
— Напрасно шутишь, Кай. Был бы ты богатый, Королева никуда бы не уезжала. Ты бы, Кай, каждый вечер полотенце из ванны брал. И ящерица была бы тебе не нужна, и та носатая тетка, и... И третья сигарета тоже.
Мужчина покосился на излишне самоуверенную нахалку. И по носу не щелкнешь, только обрадуется.
— Хочешь, разбогатею?
Разговор был совершенно бессмысленным, словно коан о застрявшем коровьем хвосте. Только сидели не на циновках в сарае мастера Дэна, а в гостиничном номере, на кровати Герды. Курили. Марек только что вышел из душа — после водных процедур, устроенных буйной Хелене, и самому пришлось мыться.
...В коридоре — двое в штатском. Никого не трогают, просто гуляют. Поглядывают, ведут негромкую беседу. На Марека даже смотреть не стали, отвернулись. Герда время от времени приоткрывала дверь — не уйдут ли. Не ушли, пару раз исчезали за углом, где еще один коридор, но непременно возвращались.
Наручные часы — на столике, рядом с пепельницей. Стрелки спешат, а коровий хвост так и не желает, зараза, пролазить.
— Разбогатей, — разрешила Герда. — Королева считает, что ты не сможешь. Это тебе не оружие китайским генералам продавать.
Коан коаном, а Желтый Сандал слегка обиделся. Понимал, чей голос приходится слышать, и это огорчило сугубо.
...Двое в коридоре — не обязательно по его душу. Кто его ведает, как положено охранять Колченого? Но они есть, значит, возможен и худший вариант. Самый худший.
— Помнишь, Герда, гадкие картинки — за одеждой, в шкафу? Застежка медная, черная папка. В Германии
— Fucking Nazi, — негромко проговорила Герда. — Мыть рот мылом не буду. Это правда, Кай?
— Это правда. У меня есть среди художников друзья, не так и мало. Уже три года мы переправляем картины во Францию. Я договорился с моим тезкой, Марком Шагалом, он нам очень помогает. Там, во Франции, картины тоже никому не нужны — пока. Но после Олимпиады нацисты устроят нам такую рекламу, что эти холсты станут золотом. У нас, считай, своя фирма, Шагал называет ее «Кисти и тюбики». Он — председатель, я — технический директор. Езжу по Германии, валяю дурака... Кто станет подозревать клоуна, который идет на ходулях и звенит в бубен? Года через два, Герда, куплю тебе самолет. Хочешь?
— Не хочу. Он обязательно разобьется. Я невезучая.
Девочка встала с кровати, поглядела мужчине в глаза.
— Двое за дверью. Или за тобой, или за мной. Или просто так. Верно?
Он кивнул. Герда улыбнулась.
— Тебя, Кай, узнают по фотографии. Твоей — или этого... герра Пейпера. Меня тоже могли сфотографировать. Но искать будут девочку со светлыми волосами. И не одну, а рядом с тобой. Если я исчезну, они когда спохватятся? Когда увидят тебя в машине — без меня. Не раньше, правда?
Марек протянул руку, коснулся ее щеки.
— Тебе сколько лет, Герда?
— Не спрашивай! — Девочка отступила на шаг. — Я невезучая, Кай. Слишком поздно родилась, понял? Но если хочешь... Спроси меня об этом через десять лет, Марек Шадов! Тебе нравится, когда я называю тебя папой. Больше ни разу, ясно? Потому что это будет нечестно, нечестно, нечестно!..
Он долго молчал, пытаясь понять, что свалилось на плечи. Наконец заставил себя усмехнуться:
— Жаль, что я ничего не услышал, Герда.
— А я ничего и не говорила, Кай...
6
Огр, старый людоед, все-таки смог подкараулить Андреаса Хинтерштойсера. Рассчитал все верно: Курц наверху, в двадцати метрах, легкий, без вещей. Его друг-напарник, вредная букашка, внизу, в самом начале трещины, всего-то на одну веревку от точки подъема. Хинтерштойсер и сам виноват — успокоился слишком рано. Вырубил неплохую полочку, где можно стоять без «кошек», забил надежный крюк в лед. Веревка пропущена через карабин, что на кольце железяки. Порядок! Стой себе, отдыхай — и жди команды, пока Тони не обустроится и не приготовит место для рюкзаков. Андреас даже рискнул сунуть руку в карман, к сигаретам поближе. Это и стало сигналом для Эйгера. Дать тебе прикурить, букашечка?