Аргентинец поневоле 2
Шрифт:
«Давай поднимайся, рабочий народ! Вставай на врага люд голодный!»
Мятеж реставраторов был обречен на успех, поскольку армия, которая могла бы разогнать демонстрантов, подчинялась исключительно Рохасу. А народ и армия — едины!
Балькарсе, пусть жрут собаки его прах, перепугался до смерти и, скрипя зубами в бессильной злобе, был вынужден подать в отставку и смыться из города. Ведь ему генерал высказал свое мнение с солдатской прямотой, без драпировки, маскировки и гримировки:
— Хочешь жить — живи, не хочешь — умирай!
Короче,
Начался всенародный праздник. Недаром же оптимисты утверждают, что: «Все люди нам приносят счастье». Только одни своим присутствием, а другие — своим отсутствием.
Но в Палате представителей, среди либералов, у Рохаса еще имелось изрядное количество недоброжелателей. Непонятно почему, мнящих себя большими фигурами национальной политики. Эти мечты имели столько же связи с реальностью, как любая пропитая полицейская физиономия с добродетелью.
В Палате депутатов вечно происходил естественный отбор наоборот: почему-то преимущество получали самые примитивные, жадные и нахальные особи. Которыми двигали отнюдь не бескорыстные стремления…
Такие субъекты жадны необычайно. Одной рукой взятку берет и тут же вторую руку тянет. Ожидает, не перепадет ему еще чего-нибудь. Да и сами неутомимо шныряют, как крысы, и берут без спросу, все до чего смогут дотянутся.
И еще пару характерных штрихов. Косноязычная речь, неправильные ударения и грубые ошибки при письме отчего-то стали непременной принадлежностью депутата любой партии и любого ранга. К тому же, многие до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные панталоны! Да и носки им велики. Ведь это же кошмар!
А сейчас эти дармоеды, протирающие штаны на заседаниях, еще не оценивали реальностей окружающей обстановки. И в жизни нет сослагательных наклонений.
Поэтому демократы и либералы, объединившись согретые чувством корпоративности, исполнили фокус, который они извлекли из арсенала заправских старых карточных шулеров. Мол, никакой народ нам не указ, что хотим — то и творим! «Воспитаем бабу Ягу в своем собственном коллективе!»
Так что депутаты, подначиваемые мадам Полласухер, своими голосами победоносно поставили новым губернатором провинции Буэнос-Айрес генерала Хуана Хосе Вьямонте Гонсалеса.
В 1829 году он, в качестве «временщика», семь месяцев, как «исполняющий обязанности», уже занимал эту должность между свержением Лавалье и официальным избранием Рохаса диктатором. Этакий зиц-председатель Фунт. «Человек в футляре» с холодными рыбьими глазами. И сатирической улыбкой. Любовные утехи и вино, тогда гораздо больше занимали дона Вьямонте, чем управления страной дела. От них он отгородился сонмом царедворцев. С бумагами возня — такая скука!
И в таком положении вещей каждый искал свою выгоду.
На сей раз Гонсалесу тоже была уготована роль «временного заместителя», кандидатура которого не вызывала отторжения у умеренных федералистов, до печеночных колик боявшихся новой диктатуры Рохаса. Супротив демократии
Рохасу же депутаты выразили уверения в совершенном почтении, неизменном уважении и прочие ничего не значащие формальности, которые полагалось произносить в таких случаях.
Здесь не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы уяснить причину таких телодвижений.
Контрреволюция временно снова победила. На, народ Аргентины, получай очередного «Шарикова» и ешь его с кашей!
Ну-ну…
Ведь это форменное безобразие! Тут озвереет всякий.
Страсти слишком накалились. «Мышь серая» или «народный герой»? Благородство и достоинство или порок и тихое гниение? Кто же победит?
Ответ известен. Это все равно, что козел бы стал бодаться с тиранозавром.
Гонсалес, конечно, ныне — заморский прихвостень. За падали кусок своим хозяевам готов облизать не только руки, но и задницу. И этой образине теперь доверили пить чай из такой чашки?
За губы взяв сеньора Хуана Хосе Вьямонте, рвануть его паскудный рот! Чтоб лишнего не хапал! Что слаще этого может быть? Чем кровью этого мерзавца замазать трещины, пронзившие сердца у аргентинцев?
На этот раз «старина Гонсалес» правил всего несколько дней. Уж больно изворотлив он: оставь ему лишь щелку — и нет его. Известно же, что слухом полнится земля. А те слухи ты только слушай, да на ус мотай…
Уже 27 июня Вьямонте, опасающийся, что его дорогую маскировочную шелуху в любой момент обдерут и поставят голого для шмона в положение раком, чтобы обысчик мог засунуть палец ему в задницу и найти свернутые трубочкой общаковые деньги, подал в отставку.
Альтернативы Рохасу не было — под нажимом «реставраторов» и народа Палате пришлось избрать его губернатором.
Но тут генерал сделал «финт ушами». Отомстил слишком заигравшимся во власть депутатам левых политических спектров.
Рохас, беря фактическое бразды управления страной в свои руки, тем не менее официально отказался занимать этот пост, если ему не будут Палатой снова предоставлены неограниченные диктаторские полномочия.
Была снова взята томительная пауза. Чтобы додавить депутатов.
А пока слово предоставили «Масорке». Как карающему мечу революции.
Ведь земле всей нашей рука железная нужна. Что наш народ — песок. Песчинка каждая с другой никак не соединится. А горсть песка свежий ветер лишь за несколько мгновений разметает. Был он и нет его. А если этот песок сжать в кулаке? Попробуй тогда — распыли его! Пока не разжались пальцы, пока жив правитель, это невозможно.
Поэтому новый губернатор начал наводить в стране порядок железной рукой.
Мясорубка «Масорки» принялась бодро уничтожать неугодных. Для учета таковых Рохас ввел систему «учета мнений», которой на местах занимались «народные судьи» — они составляли списки жителей по категориям, обусловленным политическими взглядами. «Масорке» оставалось только организовать ликвидацию указанных в списках унитаристов. Как «врагов народа».