Аргентинец поневоле

Дорнбург Александр

Перевороты — бич Латинской Америки. Как правило, каждый год будет происходить если не переворот, то его неудачная попытка. Слишком много в городе бездельников -гуманитариев. И как это в головах некоторых могут совмещаться низменные, подлые замыслы и думы о высоком?

Вся эта образованщина с утра до вечера сидит в кофейнях, где в надежде прославиться, пишет новые варианты законов, конституций, гимнов для страны, мечтая в результате потрясений и пертурбаций дорваться до власти. Что же, флаг им в руки!

Для Аргентины эта ситуация настолько привычная, что многие слова здесь изменили свое привычное значение. Например, «конфитерием» здесь зовут не

кафетерий, а политическую партию, «братство», то есть группу людей, что бездарно проводит время в кофейнях в надежде, что их время скоро придет и они займут властные кабинеты. Властные же кабинеты, то есть «резиденции», в Аргентине быстро стали названиями домов для сумасшедших, обиталища психов.

Насколько я понимаю, сейчас у аргентинцев в ходу политическая система, слямзенная у США. А там с одной стороны были демократы, политические деятели из богатых южных рабовладельческих штатов, которые продвигали конфедеративный союз независимых 13 штатов, а с другой стороны — федералисты, стремившиеся к более тесному объединению. Так как промышленность в колониях англичане не развивали, то на севере долгое время никакой серьезной промышленности не имелось. А следовательно, партия республиканцев появилась намного позднее.

Так и в Аргентине сейчас можно разглядеть две основные политические силы. Унионисты ( объединители) -витающие в облаках демократы. Которые хотят порулить, без оглядки на сложившиеся условия, сразу всем большим и централизованным государством. В голове у них «замок на песке», не основанный на твердой почве.

Так как страна сейчас разбита на конгломерат независимых и полунезависимых больших и мелких государств. Которыми управляют многочисленные вожди-каудильо, не желающие делиться властными полномочиями. «Винтовка рождает власть» — как говорил Мао, а общего экономического рынка, дорог и, как следствие, устойчивых связей между частями страны нет. И долго не будет.

Части эти неравны по своему экономическому развитию. Из-за наличия портов для экспорта-импорта самые богатые сейчас провинции Уругвай и Буэнос-Айрес. И они упорно не хотят объединяться с бедняками, чтобы не потерять в своем уровне жизни. Другое дело, что Уругвай богатеет на транзитной морской торговле и плюет на всех, а Буэнос-Айрес сидит на речной системе и торгует с внутренними провинциями страны, поэтому тесно связан с другими частями Аргентины экономически.

Так что вторая сила в стране — федералисты. Слово известное с 1811 года, когда уругвайский полковник Артигас произнес слово «федерация» как предлог для того, чтобы восстать против тогдашнего правительства. Федералисты — люди, что хотят объединяться только с учетом «позиций подлости», то есть являются суровыми реалистами, пытающимися учитывать интересы множества больших и мелких каудилий. То есть стараются гарантировано иметь хоть что-то. Синицу в руках, а не журавля в небе.

Естественно, что демократы-унитаристы обвиняют федералистов в предательстве интересов родной страны. А федералисты унитаристов в попытках разрушить даже такой рыхлый и слабый союз, который сейчас имеется.

Наконец, мне на глаза попался католический священник. Тут же захотелось с ним поговорить по душам: Почем опиум для народа? Не надоело ли честных людей дурить?

Но я сдержал эти позывы.

Ну кто же еще ответит мне какой сейчас год от Рождества Христова, как не служитель церкви?

Церковник был кокетливо одет в соломенную шляпу с узкими полями, тщательно сделанную из особой соломки и украшенную на тулье черной шелковой ленточкой,

и облачен в рясу из на вид дорогой, черной ткани. В руках у дородного священнослужителя была трость из индейского тростника, украшенная золотым набалдашником. Сразу видно, тёртый калач.

— Падре (отец), подскажи мне какой сейчас год от рождества Христова? — обратился я, с трудом сдерживая улыбку. — Тысяча восемьсот дв…

А как мне еще обращаться к придурку, который считает, что он может называться моим папашей? И таким образом поносит честное имя моей матери? Такому дай волю и он заставит к нему всегда обращаться с фразой «целую Ваши ноги». Дал бы ему в рыло, но сейчас не те обстоятельства.

— Тысяча восемьсот двадцать девятый, сын мой! — важно ответил священник.

После чего ловко сплюнул на тротуар.

Слава богу! Можно посмотреть в путеводитель и уточнить, что день грядущий нам готовит. Глядишь и провидцем прослыву.

Глава 11

Определившись с датой, я озаботился первоочередными задачами. Куда я иду? Зачем? Что мне делать в центре? Скоро наступит сиеста, улицы города опустеют. Вымрут. Все забьются по своим домам. И как я буду выглядеть одиноким путником на улице? Особенно если доберусь до центральной аламеды (проспект для променада)? Как гласит популярная латиноамериканская пословица: «во время сиесты по улицам ходят только или собаки, или французы!»

Французы это еще хорошо. Они для латиносов свой брат, добрый католик. Теоретически могут спокойно ходить по улицам местных городов. В отличии от всех остальных — «гринго». А гринго, вопреки телевизионным фильмам, в переводе означает отнюдь не житель США. Отнюдь. Название это ругательное.

«Гринго» — выражение презрения, почти непереводимое, употребляемое по отношению к иностранцам. Оно обозначает приблизительно — идолопоклонник, неверный. Как у мусульман понятия «гяур» и «кафир».

Латиноамериканцы убеждены, а многие и в 21 веке еще придерживаются того мнения, что не католики, то есть североамериканцы и европейцы ( британцы, голландцы, немцы) — исчадия демонов, без веры и закона. В этом случае шлепнут меня легко и просто. Дело-то житейское! На то и существуют гринго, чтобы дать портеньо заработать и повеселиться!

Сейчас я, благодаря хорошему испанскому и европейской внешности, с некоторыми чертами смуглости, могу еще выдавать себя за испанца из Европы. Да и то сейчас «гальехо» — враг. После провозглашения независимости между странами шестьдесят лет не было никаких дипломатических отношений. Испанцы могли приезжать в Аргентину только на свой страх и риск. Могут принять за шпиона и шлепнуть, могут выслать из страны, а могут понять, простить и оставить жить в Аргентине. Все смутно.

Но если я буду маячит на улицах во время сиесты, то в условиях местного глубокого фанатизма это стало бы непростительной глупостью. Меня легко заподозрят в связях с дьяволом. Врагом рода человеческого. Вон Лжедмитрий Первый не спал днем и чем это кончилось?

Надо куда-то определяться. Но денег у меня нет. Совершенно. За исключением монеты в два рубля и американских долларов. Украсть, выиграть в карты или наперстки для меня не вариант. Устроится на высокооплачиваемую работу без рекомендаций для меня тоже не реально. А лезть из-за своего юного вида на низкооплачиваемую должность очень стремно — можно угодить в форменное рабство. Вляпаться всеми четырьмя лапами. В «бери больше, кидай дальше, отдыхай пока летит».

Да и времени у меня на это нет. Часики тикают.