Аргентинское танго (Игра до победы)
Шрифт:
— Да.
Одна. Она будет спать одна, как и всегда.
Лес, медленно просыпаясь, перекатилась на спину и несколько секунд лежала неподвижно. Она ожидала, что сейчас на голову обрушится и застучит невидимыми молоточками тупая боль похмелья, но боль не приходила. Сознание было слегка затуманено, но как после сна, а не от алкоголя. Она потянулась, раскинув руки и прогнув спину. Затем расслабилась и открыла глаза, оглядывая полутемную спальню с занавешенными шторами. Полежала еще немного неподвижно, потом спустила
Лес подошла к окну, нащупала шнур, раздвигающий шторы, и в комнату хлынуло яркое утреннее солнце.
Внизу, на площади Согласия, приглушенно гудели, как пчелы в улье, рои автомобилей. Глядя на восьмиугольную площадь, которую с одного края огибала Сена, Лес завязала на талии внутренние завязки халата и принялась за шелковый поясок.
В дверь, соединявшую спальню с другими комнатами номера, постучали.
— Гостиничное обслуживание!
Лес узнала голос Триши и улыбнулась.
— Входите.
Она окончательно затянула поясок халата и повернулась к открывающейся двери. Дочь в домашнем халатике вкатила в комнату столик на колесах, застеленный белой льняной скатертью и уставленный едой: кофейником с чашками, кувшином с соком и корзиной с круассанами. Здесь же красовался миниатюрный набор джемов и мармеладов и небольшая ваза со свежими цветами.
— Я услышала, что ты зашевелилась, и подумала, что, возможно, захочешь выпить кофе.
— Захочу. — Лес подошла к столику и наполнила чашку дымящимся кофе из серебряного кофейника.
Отставив чашку в сторону, чтобы кофе немного остыл, она принялась за сок.
— Как ты себя чувствуешь? — Триша взяла один из круассанов.
— У меня нет похмелья, если ты спрашиваешь именно об этом, — сухо ответила Лес, запустив пальцы, как гребень, в спутавшиеся после сна волосы и убирая их с лица.
Триша уселась на кровать, скрестив ноги, и впилась зубами в слоеный рогалик. Лес взяла чашку с блюдцем и отнесла их к дамасскому стулу.
— Что вчера ночью случилось с Раулем? Он ушел, чтобы проводить тебя, и больше не вернулся.
Лес охватило сладкое оцепенение. Опустив глаза, она изучала темную жидкость в своей чашке, так похожую по оттенку на цвет волос Рауля.
— Он приехал вместе со мной в отель. А куда он пошел после этого, я не знаю.
— Во всяком случае, в ресторане он так и не показался. Мы ждали его почти целый час, а потом решили, что он не вернется. — Триша собирала крошки, упавшие на колени. — Кажется, вчера вечером ты поладила с ним лучше, чем прежде. Он наконец начал тебе нравиться?
Лес резко подняла голову и посмотрела на дочь, пытаясь понять, догадалась ли Триша, что мать вчера вечером соперничала с ней из-за Рауля. Но вопрос, видимо, и в самом деле был задан столь же небрежно и ненамеренно, как и прозвучал.
— У меня нет к нему никакой неприязни, — сказала Лес и отхлебнула горячего кофе, надеясь, что Триша никогда не узнает о ее ревности.
— Ну, тебе надо признать, что он — сама мужественность, —
— Да, этого у него не отнимешь, — согласилась Лес. Она знала это слишком хорошо. — Но я по-прежнему считаю, что он для тебя не пара. И это материнская привилегия и обязанность — сказать тебе об этом, — добавила она, предупреждая возражения, которые готовы были уже сорваться с губ дочери. — Я не хочу видеть, как ты ставишь себя перед ним в дурацкое положение. Это слишком больно ранит. Уж мне-то, как ты знаешь, это известно.
Наступило молчание. Лес, не глядя на дочь, чувствовала, что Триша изучает ее, но так и не подняла глаз от чашки с блюдцем, которые держала в руках.
— Ты имела в виду Эндрю, когда это сказала, не правда ли? — спокойно спросила Триша. — Я понимаю, что ты должна скучать по нему.
И Лес в который уже раз попыталась проанализировать и понять, какие чувства испытывает сейчас к бывшему мужу. Нет, она не скучает. Слишком сильны горечь и боль от развода, чтобы она могла чувствовать что-либо, кроме них.
— Не думаю, — сказала она. — Больше всего мне не хватает уверенности в том, что принесет завтрашний день. Я всегда знала, что собираюсь делать, что должно случиться, чего ждать. Теперь я не ведаю даже приблизительно, каково будет мое будущее. Иногда это пугает меня, — призналась Лес.
— Если у него ничего не получится с Клодией, вы с папой сойдетесь опять вместе?
Лес тяжело вздохнула.
— Тяжелый вопрос, — ушла она от прямого ответа. Да и можно ли вообще прямо ответить? Может, пару месяцев назад она и могла бы без колебаний сказать «да», но теперь это маловероятно. — Слишком много здесь замешано гордости и болезненных чувств… Да и кроме того, он женат.
— Я знаю, что па любит тебя и всегда будет любить. Он сам мне это сказал. Разве ты все еще не любишь его? — нахмурилась Триша.
Хотя Лес совершенно ясно понимала мечту, которую лелеяла ее дочь, она не верила, что мечта эта когда-либо исполнится. Слишком многое было разрушено, и она сама не знала, много ли любви к Эндрю осталось в ее душе.
— Ты всегда очень трезво смотрела на вещи, Триша. И ты, конечно же, не можешь верить, что мы с Эндрю сможем начать все сначала, если у них с Клодией что-нибудь пойдет не так.
— Я считаю, что сможете. — Триша с отсутствующим видом оторвала кусочек от круассана.
Лес наблюдала за ней, боясь, что каким-то образом не оправдывает ожиданий Триши, что она не может вести себя с ней полностью так, как должна вести себя мать с дочерью, — возможно, потому, что слишком во многом похожа на свою мать. А о прошлой ночи лучше вообще не вспоминать — она на самом деле относилась к дочери как к сопернице.
— Я понимаю, Триша, что у нас с тобой в прошлом были свои трудности, — начала она нерешительно. — И я не всегда понимала тебя. Но я очень сильно тебя люблю. Ты ведь это знаешь, не так ли?