Аргонавты
Шрифт:
Был уже вечер, когда он достиг предгорья и увидел стоящую отдельно гору. То была, несомненно, Пелион. Солнце уже склонилось к горизонту, и длинные голубые тени ползли по земле, как зловещее предзнаменование. Зет взмыл ввысь и опустившись на вершину горы, почувствовал, как последние силы покидают его. Слишком измучен был его дух, чтобы спокойно переносить горе. А спокойствие духа - непременное условие физической силы.
«О боги,- думал бореад,- неужели мой брат погиб, ведь я не в силах даже подняться, не то чтобы долететь обратно». Но в эту же секунду появились прелестные ореады, они стали беззаботно кружиться и переливисто смеяться. Когда их пестрый
То был нектар - божественный напиток, он тотчас возымел свое действие, и Зет, в один миг помолодевший на пять лет, окреп и опять почувствовал себя непобедимым, как прежде. Только он хотел поблагодарить свою спасительницу, как ореады исчезли, словно их и не было вовсе. Не долго думая, Зет стал на колени и начал торопливо искать волшебную траву. Он перебирал пальцами стебли, наклонялся к самой земле, но ночь наступала быстро, и он понял что не успеет. Тогда новое чудо предстало очам бореада. Могущественный кентавр вырос пред ним, как из-под земли,
Здравствуй, Зет,- произнес он,- я тень Хирона, наставника Ахилла и друга Геракла, учителя Ясона, я помогу тебе, ведь мужественные бореады справедливы и благородны, а я люблю таких воинов...
Вдруг могучая тень Хирона стала превращаться в огромного, чудовищного кентавра, высотой до неба. Увеличившись в размерах, он обхватил гору, издал тоскливый крик и, присев, вырвал гору из земли. Держа ее у груди, как ребенка, кентавр сказал:
Ты выпил нектар, и сейчас твои силы равны божественным. Ты без труда перенесешь гору к своему брату. Лети же, а я упрошу бога северного ветра помочь тебе. О, Борей, гонящий тучи! Леса и моря боятся твоего могучего дыхания. Ты видишь, скоро солнце скроется за горизонтом. Помоги же Зету достичь земли раньше, чем мрак упадет на нее.
И бог ветра внял мольбам тени Хирона. Могучий вихрь зародился в ущелье горы, подхватил Зета, перенявшего у тени кентавра Пелион и с невероятной быстротой помчал его.
Давно уже врачи, то и дело наклонявшиеся к груди умирающего и прислушивающиеся к угасающему дыханию Калаида, с нетерпением и ужасом всматривались в небо, где у самого горизонта уже заблестели в желтом небе сеть звезд северного ковша. И вот последние лучи уходящего дня окрасили кровью западный край неба. И вдруг светлая тень прочертила темнеющее небо, земля задрожала от ветра и огромная гора опустилась у ног старого врачевателя.
Торопитесь,- взмолился Зет,- торопитесь!
И тогда мудрый лекарь, всю жизнь проживший на острове, подбежал к горе, взнесенный на вершину Зетом, торопливо стал искать целебную траву, найдя ее, он сорвал корень и приложил его к разверстой ране Калаида. И на глазах пораженных воинов края раны дрогнули и стали закрываться. Синева сбежала с лица раненого, он вздохнул полной грудью, шевельнулся и открыл глаза.
Хвала богам!
– воскликнул Зет.- Мой брат будет жить!
Тем временем, пока доблестные бореады сражались с гарпиями, аргонавты не оставляли вопросами Финея.
Что это значит?
– спросил Ясон.
Божья кара,- жалобно отвечал тот,- заслуженная божья кара. Послушайте, что я вам расскажу.
Я был женат на Клеопатре, дочери Борея и афинской Царевны Орифии, которую он некогда похитил из бого- зданного города ее отца Эрехфея. Наше счастье завершилось рождением двух прекрасных детей. Казалось, никакого конца ему не будет. Но пока я был счастлив с Клеопатрой, с меня не сводила своих колючих
Но тут разгневался на меня мой тесть Борей. Он сам ко мне пришел требовать от меня ответа и за дочь и за внуков - и вот за мою духовную слепоту он покарал меня телесной слепотой, а попустительством богов меня стали терзать и эти страшилища - Гарпии, как их здесь называем. Кто они - опять-таки не знаю, думаю, однако, что и Идая им сродни: она пропала и больше в моей близости не показывалась.
Мгновение помолчав, Орфей сказал:
Я знаю, кто это был. Сегодня я видел сон - не стану вам рассказывать его, скажу только, что была это богиня Левкофея, из подводного царства теней, иначе - Дева в лиловом, или в прошлом царица Ино, жена обезумевшего царя Афаманта.
Ясон вздрогнул.
Расскажи,- чуть произнес он,- расскажи, что ты видел, о чем знаешь, расскажи Орфей, пророк...
О боги!
– раздался всеобщий вздох.
Орфей взял лиру. Тихо прошел по струнам и начал свой рассказ.
Когда раздался с Парнаса клич, зовущий вакханок в хороводы на святую поляну, царевна Ино, не посещавшая их праздников со времени киффонских ужасов, уступила соблазну. Пошла Ино на Парнас, пошла и не вернулась. Афамант, окончательно впавший в слабоумие, женился на царевне по имени Фенисто. Жених он был не особенно привлекательный, но тем привлекательнее было орхоменское царство. Фемисто была не добрее своей предшественницы, но далеко не так умна и, когда у нее родились собственные дети, один за другим, два мальчика, она возненавидела своих пасынков так же искренно, как некогда их мать - детей Нефелы... Но ненависть так и осталась ненавистью. Она бы и не против их извести, да не знала, как взяться за дело.
Но вот однажды, когда Афрамант, выйдя погулять в поле, грелся на бугорке под лучами весеннего солнца, он заметил странницу, с трудом пробирающуюся по дельфийской дороге. Одета она была в рубище, опиралась на посох, но бледное лицо ее сохраняло следы прежней красоты. Подошла она к Афаманту и остановилась, грустная улыбка скользнула по ее губам:
Узнаешь?
– Афамант в ужасе отпрянул.
Ино, ты ли это? И как тебя отпустила царица теней?
Но нет, она была жива. От вакханок она тогда отстала, схватили ее разбойники, увели, продали в рабство, ей, наконец, удалось бежать - и вот она вернулась. Афаманту стало не легче: как же быть? Двух жен закон не разрешает. Ино его внимательно выслушала: ни жалоб, ни упреков она не произнесла, одна только презрительная улыбка предка играла на ее губах.
Рабой была там, рабой буду и здесь,- сказала она.- Отведи меня домой и скажи своей новой царице, что ты купил меня у проезжавшего мимо работорговца.
Афамант исполнил ее поручение. Фемисто сначала не обратила внимания на неказистую рабу, но эта раба так хорошо умела ей во всем угождать, и в то же время обнаружила столько знания и умения в хозяйстве, что та скоро без нее обойтись не могла. Сама же она так успела измениться и подурнеть за годы своей рабской службы, что не только челядь, но и собственные дети ее не могли узнать.