Argumentum ad hominem
Шрифт:
Нет уж, больше не куплюсь ни на какое заманчивое предложение. Предварительные ласки — стезя отдела продаж, вот пусть и занимаются своим делом. Да и, чем больше думаю об этом заказе, тем быстрее улетучивается настроение. А без настроения мне нельзя. Песенница без настроения — как молоко на грани кипения: на миг отвлечешься, и дело плохо.
Чья же это шутка? Кто так на меня взъелся? И главное, не без ведома начальства, потому что предписание я получала из самых первых рук. А что, если он сам во всем этом…
Возможно.
Вероятно.
Звоночки-то
Знать бы, на что именно шел расчет. Что откажусь? Что не удержусь и надавлю? И того, и другого достаточно, как минимум, для временной потери места под нашим главным солнышком.
Значит, я должна вернуться с победой, и никак иначе. Чтобы раз и навсегда заткнуть всем шавкам их поганые…
— Вы… Вы выполните вашу работу?
— О, да! Вне всякого сомнения.
Кажется, она вздрогнула, но не решилась посмотреть мне в лицо.
В общем-то, и правильно сделала: то, что я сама мельком поймала в зеркальном стекле, мимо которого мы проходили, выглядело, мягко говоря, отвратительно. И требовало самым срочным образом отставить в сторону и обиды, и планы мести.
Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три.
Вальсируем и успокаиваемся. И строго пофиг, как и кто на это будет смотреть.
Раз, два, три. Раз, два, три.
— Госпожа песенница?
Раз, два, три.
— Госпожа…
— Мне нужно взглянуть. На объект «заботы». Перед тем, как.
— Разумеется.
У неё был шанс теперь уже отказаться самой, но видимо, нужда была все-таки слишком сильной: вместо того, чтобы шугнуться моих странностей, контесса свернула в узкий и весьма извилистый коридор, закончившийся ничем не примечательной дверью.
— Прошу сюда.
Я предполагала увидеть комнату, но вместо этого попала в ещё один коридор, единственными источниками света в котором были…
О, пожалуй, такое впечатление способно искупить все сегодняшние переживания. Тайный ход с зеркалами-подглядками — где бы я ещё смогла это увидеть воочию? Уж не знаю, новодельный или аутентичный, привезенный с родины и собранный заново из древних деталек, но атмосферный по самое не хочу.
Контесса проводила меня к одному из зеркал, за которым располагалась явно жилая, хоть и с поправкой на местный колорит, комната. А главное — обитаемая.
— Вас устроит такой обзор?
— Вполне.
Она кивнула, отступила куда-то назад и… Пропала. Только шорох скрытой тенями двери подтвердил, что Аурелия Абруцци не рассеялась в пространстве, как клочок тумана.
Но все это было уже не так волнующе и интересно, потому что я наконец-то могла оценить фронт работ, ради которых проделала весь сегодняшний путь по улицам и мозгам.
Симпатичный мальчик. На мать не очень похож, но то, что породистый, от взглядов не скроешь. С возрастом наверняка потяжелеет и лицом, и телом, но пока ещё трепетно юный, тонкий и звонкий. Хотя
Двигается нормально, без отклонений и особенностей. Можно даже сказать, активность повышенная, вон, на ковре уже тропинку утоптал из угла в угол. Волнуется.
Волнение это хорошо для подключения. Это просто. А вот как быть с тонкой настройкой?
Лучше, конечно, было бы встретиться лицом к лицу. Надежнее. Но если таковы пожелания заказчика, пусть они даже в некотором смысле идиотические…
— Траурное платье, мама? В самом деле?
Ой, а я все-таки соберу базу для настройки. Хотя бы и стараниями контессы.
— Ты собираешься отказать мне и в праве выбирать цвет одежды?
Вместе они смотрелись вполне гармонично, а главное, сразу становилось понятно, что при всей своей внутренней силе Аурелия Абруцци неспособна противостоять намерениям сына. Только намекать и символизировать.
— Мы обсудили все уже с десяток раз, мама. Я не изменю свое решение. Даже отец, будь он жив…
— Оставим мертвых в покое, Риккардо. Наследие отца никуда от тебя не денется. Но ты можешь…
— Ничего не случится, — он стиснул черных бархат её плеч своими ладонями, заглядывая глаза в глаза. — Это просто дуэль.
— Просто?
— Мы должны все выяснить друг с другом.
— Друзья не скрещивают шпаги.
— Мама!
— Все можно решить иначе.
— И напрячь высокие эшелоны ради сущей безделицы? Надо мной будут смеяться.
— Тебе милее, чтобы над тобой рыдали? Над твоим бездыханным…
Если бы мне не была немного понятна подоплека происходящего, все это можно было бы принять за сериальную сцену. Вот только у актеров в голосах никогда не проскальзывают такие нотки. Одновременно пафосные и искренние. И это ещё надо учесть, что контесса несколько сдерживается, памятуя о зрителе в моем лице.
— Самое большее, будет пара шрамов.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
О, дорогая моя, вовсе не спокойно. Я бы даже сказала, с определенной надеждой на подобный исход. Наверное, чтобы потом хвастаться. Кто их, этих мужиков разберет? Одни меряются силой, другие кошельком, третьи…
— Я уже не ребенок.
Ой, как же он заблуждается! При определенном стечении обстоятельств ребенком можно остаться до самых седин, ну а там детство вернется само, безо всяких просьб и вопреки любому сопротивлению.
Хотя, если в разговоре возникла тема возраста…
Банально. Обыденно. Сотни раз измученная тема.
С другой стороны, теперь у меня есть все, что может потребоваться.
Как бы дать знать главной героине, что балаган можно прекращать? А, мне и не надо трепыхаться: где-то вдалеке мелодично зазвенело, Риккардо встрепенулся и подхватил с кресла фехтовальную амуницию.