Argumentum ad hominem
Шрифт:
Поэтому подготовка к плановым хирургическим вмешательствам, не предполагающим отрезания и усекновения, иногда напоминает настоящие танцы с бубном вокруг психики. Самый оптимальный вариант — брать врасплох. С применением седации разного уровня тяжести. Чтобы ни в коем случае не успеть раскинуть мозгами.
С экстренными мерами все сложнее и печальнее. Ну, на то они и экстренные. Поэтому если бы мне сообщили о ранении Лео сразу, как только он попал в хирургию, наверное, к концу операции я бы устала считать седые волосы на своей голове. Не говоря уже о том, что счастливая совместная жизнь при таких
Правда, добрые известия благополучно ввели в не меньший ступор, причем, не меня одну. Коллегия даже командировала лучших специалистов для изучения обстоятельств и всего прочего. Уж не знаю, чем и как Лео отбрехивался от них, в ответ на свой вопрос я лично услышала только что-то вроде «не могу об этом говорить». С очень своеобразным ударением на «не могу». И вот этот нюанс совершенно точно имел психосоматическую природу, потому что одновременно взгляд мистера Портера ощутимо остекленел.
Я посмотрела, подумала и решила не давить на эту мозоль. Какой смысл? Жив, здоров, готов к труду и обороне. Чего ещё можно пожелать?
Так что, благодаря интересу со стороны врачей и Коллегии, несколько дней после реанимации Лео не мог достать вообще никто, кроме меня, на правах невесты. И племянников. Хотя последние посещали дядю с визитами, больше похожими на деловые, а не родственные. И если в отношении Кэтлин, как семейного юриста, это было понятно: приходилось оформлять кучу всяческих документов, то Валентин…
Создавалось впечатление, что он винит Лео во всех смертных грехах. По крайней мере, в том, что вообще произошло.
Наверное, какая-то толика правды здесь присутствует. По уклончивым рассказам самого пострадавшего выходило так, что визит к мистеру Рейнолдсу он осуществил исключительно по собственной инициативе. Да ещё потащил с собой Петера. И вот тут бы неплохо попробовать разобраться, участие белобрысого во всей этой чехарде усугубило ситуацию, или наоборот, свело количество жертв и разрушений к минимуму. Лео мужественно отмалчивался на сей счет, а значит… Ну да. Чего-то откровенно стыдился, к гадалке не ходи.
Другой вопрос: а хочу ли я знать правду? При наличии самоубийцы и раненого жениха — как-то не очень. А если ко всему этому приложить историю следующего по порядку утра, то необходимость оценки морального облика Леонарда Портера и вовсе счастливо уплывает в туман. Потому что не до неё, право слово.
Официальные новости объяснили переполох на станции Маунт-Перри чем-то вроде утечки газа: универсальный способ спрятать любые косяки, сопряженные с причинением легкого вреда здоровью. Если бы, не дай бог, кто-то из посетителей этого муравейника пострадал серьезно или, что совсем нехорошо, помер бы, мнимую коммунальную аварию не потащили бы из закромов. Потому что жертвы, ущерб, все дела. А так большинство отделались испугом, кто-то — затянувшимся головокружением, ещё меньшее количество рассталось с содержимым желудка. То, что из памяти у всех выпало некоторое время жизни, никого особо не взволновало. Тем более, каждому «потерпевшему» незамедлительно вручили от Департамента транспорта комплемент. То есть, абонемент. Проездной. На месяц или около того. Часть которого транспортники благополучно избегали исполнения
В документах, которыми с Лео поделились его знакомые в Управлении, про газ, конечно же, не было сказано ни слова. Ни от криминалистов, ни от медиков. Что подводило следствие к версии, скажем так, не приветствующейся на всех этажах обществах. Да, именно той. Песенной. Но поскольку ни от кого из очевидцев, участников и пострадавших не удалось добиться дельного рассказа о пережитом, последняя надежда возлагалась на средства наблюдения. Которые, что любопытно, хандрили в тот день не меньше, чем люди.
Сначала и вовсе посчитали, что записей нет. Потому что на сервер трансляция не передавалась. Видимо, по той же причине, по которой в границах станции не работала связь. Потом все же обнаружились несколько камер из числа недозамененных во время последней модернизации оборудования, зато сохраняющих информацию прямо по месту своего нахождения. Как водится, часть оказалась отключена, часть смотрела не туда, куда надо, а в остальных карты памяти, можно сказать, доживали свой срок.
В общем, шансов на успех было мало. Но, судя по всему, они сработали.
— Можно глянуть?
Лео повернул планшет в мою сторону. И предупредил:
— Тебе это не понравится.
— А я вообще документалки не люблю, если что.
Он вздохнул, запуская воспроизведение.
Ракурс съемки был, мягко говоря, не очень. Кривой, да с подвывертом. Позволял рассмотреть только часть зала, даже не до середины. И ничего занимательного в этом видео не углядывалось. На первый взгляд.
Люди, снующие туда-сюда. Пересадочная станция же, по-другому и быть не может. Много-много однообразных минут, которые Лео услужливо промотал. До того момента, как общий характер движения начал нарушаться.
Сначала островки хаоса выглядели случайными, тем более, что возникали в разных местах, ничуть не одновременно, а потом как бы рассасывались. Но скорость их появления постепенно нарастала, а исчезновение, наоборот, стало запаздывать. Пока весь видимый нам кусок зала не превратился в типовую иллюстрацию броуновского движения.
По хронометражу процесс хаотизации занял минут пять-семь, что для естественного происхождения, прямо скажем, мало реально. Главное, что фактор газа можно было отбросить сразу же. Если только он не бил фонтанчиками из-под пола, причем так же заковыристо, как это любят устраивать на детских аттракционах.
— Что скажешь? — поинтересовался Лео.
— Работа по площади. Возможно, из середины зала. Но тут ещё нужно прикинуть акустику.
— Смотри дальше.
Ещё с минуту или две ничего не происходило. В том смысле, что хаос оставался хаосом, вязким и тягучим. А вот потом…
— Серьезно?
Я даже повернулась, чтобы получить как можно более полный ответ. Но наткнулась примерно на то же недоумение во взгляде, которое испытывала сама.
— Там недолго осталось, — зачем-то подсказал Лео.