Argumentum ad hominem

Иванова Вероника Евгеньевна

Или мне показалось, или откуда-то, совсем уже издали, раздался смешок. Явно в исполнении Петера, но совсем с ним не вяжущийся. Потому что этот короткий звук был исполнен человеком, которому, действительно, было весело. Просто так. В моменте.

Значит, он все-таки бывает другим? Или я просто никогда не видела его в сочетании с кем-то, кроме себя?

Какое-то время мы обе, каждая удивленная своим личным открытием, смотрели друг на друга. Потом растрепа махнула рукой:

— Идемте. Если этот воришка ещё вчера

все не сожрал, напою вас чаем. Или предпочитаете что покрепче?

— Нет. Чай вполне подойдет. Спасибо.

Я потянулась было к застежкам туфель, но на меня посмотрели с сожалением. Как на умственно отсталую:

— Да бросьте. Все равно тут к вечеру будет не протолкнуться.

— А зачем тогда…

Девчонка фыркнула:

— Из вредности.

Чьей именно, уточнять не стала. Возможно, обоюдной.

Кухня, в которую меня любезно пригласили, целиком и полностью соответствовала облику дома: просторная, но уютная, обставленная в прозрачном стиле «прованс». Разве что, немного выделялись из общей пасторали технологичные коробки духовки и холодильника. А вот газовая плита выглядела подлинным ретро. Возможно, и была таковым.

— Чай какой заварить? — спросила растрепа, водружая на плиту меднобокое страшилище с длинным носиком.

— Лучше травяной. Мне ещё сегодня…

— Ага-ага. Знаю.

И все-то вокруг все знают. Одна я в неведении.

Поставив чайник греться, девчонка распахнула дверцу буфета и долго пялилась на блюдо, видимо, с теми самыми завитушками, о которых говорил Петер. Наверное, пересчитывала. Потом ругнулась, выставляя угощение на стол.

— Вообще ничего не брал. Разве что понюхал.

Она не пыталась казаться возмущенной, а действительно, сердилась. И кажется, я начинала понимать, почему.

— Но можно же было попробовать? Или… Вообще не ест сладкое, что ли? Кайл вон обожает. Хотя не признается, конечно. Я думала, что и…

Расстроена. А чем, спрашивается? Тем, что кое-кто не принял её заботу? Эх, было бы о чем переживать.

— Он не умеет.

— М? — на меня подняли взгляд, чуть заспанный, но дивно лазоревый.

— Просто не умеет. Не понимает. Не чувствует. Нужно каждый раз объяснять.

— Да уж! Такому объяснишь…

Девчонка сыпанула в тяжелую бронзовую ступку горсть кофейных зерен и с остервенением начала давить их бронзовым же пестом.

— Даже замечать не желает…

Я хмыкнула. Правда, исключительно в уме. Чтобы никого не обидеть.

— Он замечает все. И всегда внимательно слушает. Иногда от этого даже становится жутко. Так что, имейте в виду. Все, что вы скажете, будет использовано.

Вот за или против, это вопрос. Весь мой опыт показывает, что белобрысый вообще не задается понятиями добра и зла. Может — сделает. Особенно если попросят. Хотя… Ну да. В ответе-то будет просящий.

Девчонка растолкла зерна. Пересыпала в турку, залила водой и поставила

на огонь.

— Давно вы с ним?

Я подумала и признала:

— Почти с начала восхождения.

— У-у-у, — чуть завистливо протянула растрепа. — Круто.

— Да не так, чтобы очень.

— И он всегда такой был?

Если хорошенько задуматься…

— Пожалуй, да.

— Жуть, — вынесла она свой вердикт. — Но все равно круто. Я бы хотела попробовать. Потом. Когда контракт с Кайлом закончится. Наверное, это чудесно — стать для кого-то второй матерью.

Вот уж, действительно.

Я бы никогда не посмотрела на эту тему с такой стороны. Просто не пришло бы в голову. Хотя, может, и к лучшему. Потому что в моем случае… То есть, в нашем совместном.

О-хо-хо.

И первая мать не захотела иметь со своим ребенком ничего общего, и вторая сбежала сразу же, как подвернулась возможность. Можно сказать, бросила.

Конечно, он уже далеко не беспомощный младенец. И наверное, давно привык к своему одиночеству. Вот только меня лично это никак не оправдывает. Перед самой собой, по крайней мере.

— Поэтому он и привел сюда вас, — заключила девчонка, поворачиваясь к плите и хотя бы на пару минут избавляя меня от необходимости удерживать покерфейс.

Вода закипела в обоих сосудах одновременно. Но у нежной ромашки, конечно, не было ни единого шанса затмить острый аромат кофе. Как и у ванильной приторности слоек.

— Хоть вы-то попробуйте. Зря старалась, что ли?

Печенье и впрямь было вкусным. С тонкими прослойками крема, растекающегося на языке, как шелк.

— А я совсем не умею готовить.

— Да вам и не надо. По-моему, он даже стекло сожрет, не морщась.

Очень может быть. Парень вообще много чего может. Но разве это повод вынуждать его делать это снова и снова?

Зато теперь могу с чистой совестью заявить Лео, что мать из меня — никудышная. Чтобы губу зря не раскатывал.

— Я вот только одного никак не пойму, — задумчиво сказала девчонка, отламывая очередной кусочек печенья — Он у вас все-таки какой? Черный или белый? С виду вроде пресный, почище залежалого сухаря, но при этом в любой момент может вытворить… М-м-м… Всякое.

Знать бы ещё точнее, о чем она говорит. А то у меня эти понятия так в области цветопередачи и застряли.

— Думаю, он ещё не решил.

— Разве это не определяется само, сразу, по восхождению?

Дурочка. Считает меня матерой и опытной, тем более, с таким, хм, воспитанником. Пытается перенять опыт, пока источник рядом. Да и…

Если бы рыцарю сказали, что нужно быть каким-то одним, он бы обязательно послушался. И выбрал. Или бы просто принял первое предложенное. Но при всех правилах, внешних и внутренних, тут он оказался абсолютно свободен. Волен взять то, что… Нет, не что захотел. То, что понадобилось.