Argumentum ad hominem
Шрифт:
Хотя, кое-что все-таки исчезло. Спокойствие. Зато вместо него в теле поселился настолько же непреклонный дребезг. Странно, что пальцы, лежащие на капоте машины, ничуть не дрожат. Казалось, должны отбивать ту ещё дробь, но внешне все выглядит вполне обычно и пристойно. Зато по ощущениям можно решить, что кости, мышцы, сосуды и все остальное не просто сдвинулись с мест, а пляшут на разные лады, и если бы не кожа, то я давно бы уже разлетелся во все стороны.
Очевидно, что болезнь взяла ещё один рубеж. Непонятно только, о чем он и зачем.
Два
Я вспомнил прошлое и одновременно словно увидел будущее: два трафарета, которые странным образом наложились друг на друга и совпали. Прошлый опыт и опыт грядущий. Опасно вероятный. Вероятно опасный. Ему нельзя было позволить случиться. Я этого не хотел. Ни в коем случае. И что-то внутри меня взорвалось.
Да, проще всего считать это ударной волной, сорвавшейся с кончиков моих пальцев. Но как бы то ни было, встряхнуло парочку конкретно. По крайней мере, стандартные симптомы у них налицо: рассеянность, дезориентация, потеря памяти. Правда, и у меня — тоже. Симптомы. В некотором роде. Потому что сначала все случилось внутри меня, а я лишь…
Поделился, бл… Сколько длилось касание? Доли секунды. Результат? Существенный. А если бы они поймали мою руку? Если бы удар не прошел по касательной, а попал в цель всей своей мощью?
Не очень-то хочется об этом думать, но к приезду Кэтлин в моем распоряжении могли оказаться два трупа. Ещё не совсем хладных, но вполне себе мертвых. А я бы стоял над ними и меланхолично думал: они всего лишь сделали свой выбор.
Черт. Все ведь и так было ненормально. Зачем же ещё усугублять?
Одно очевидно: отменить это погружение невозможно. Понять — шансов ещё меньше. Значит, нужно хотя бы запомнить. Что не надо трогать, да даже приближаться к кому-нибудь, если настроение дурное. Особенно если вот так вдруг что-то вспомнится из прошлого. Из мира, который я ещё чувствовал. Ничем хорошим такой экскурс в личную историю не закончится.
Главное, что все это дерьмо похожей природы. Песенной. И дядю Портера я вышвырнул примерно тем же методом, только… Ну да. Только сам ничего не придумывал: песня была готовая. Нужно было всего лишь её поймать и повернуть на сто восемьдесят. В этот же раз генерировал собственными силами. Из того, что было. А было…
То, что я умею делать, несет в себе грязь, боль и разрушение. Вот и все, что я могу предложить миру.
Тьфу. Вот уж действительно, чудовище.
Наверное, это тоже может пригодиться. Примерно так же, как на войне обычно нужны солдаты. Другой вопрос, что сами войны нафиг никому не. По здравому размышлению. А по не здравому?
Как говорят? Подобное притягивается к подобному. То есть, уроды рано или поздно находят друг друга, кучкуются и… Живут счастливо. Ну или хотя бы как умеют. Живут своим миром. Возможно, мне тоже удалось бы… И это было бы
Я действительно так думаю?
Возможно. Но этот чертов дребезг… Он ещё больше путает мои и без того странные мысли. Его нужно унять. Любым способом. Любой ценой.
Попробовать вспомнить песню Дарли, которая вроде слегка успокаивала? Нет, для этого нужно четко слышать свое тело, а все мои ощущения трясутся, как в лихорадке.
И никакие дыхательные практики не помогут, по той же причине. Потому что внутри меня нет ни одного клочка, способного стать якорем. Не за что зацепиться. Одна только надежда на внешний ритм. Хотя бы на…
Нет. Шум города слишком разный. К тому же он — просто шум. Хаос звуков и ощущений. А мне нужно что-то определенное. Самостоятельное. Автономное. Живое.
А если пульс? Обычный человеческий пульс? Просто взять кого-нибудь за руку?
Должно сработать. Вот только…
Я не могу ни к кому прикасаться. Внутренний дребезг слишком силен. И если он вырвется наружу… А он вырвется. Вот если бы можно было подключиться удаленно…
Стоп.
Я ведь все ещё таскаю гарнитуру, может быть, и Дарли — тоже?
Только бы она не… Только бы она не…
Да!
Здесь!
Есть!
Я выкрутил регулятор на максимум, и все равно поначалу пульс звучал очень глухо, словно пробивался через какую-то завесу. Но даже этого почти призрачного стука хватило, чтобы начать дышать, а не задыхаться.
Это было самым постыдным, что я когда-либо делал. Чистым воровством. Поступком, который не подлежит прощению. В обычной, человеческой жизни. Но для чудовища, которым меня уже сочли и которым я, определенно, становлюсь все больше и больше, есть только целесообразность.
Мир должен быть правильным. Все вокруг должно оставаться самим собой. Таким, как есть. И если эта неизменность хоть каким-то образом зависит от меня, я буду в ней участвовать. Не потому, что хочу, а потому что иначе у моего существования совсем не останется смысла.
Хотя и сейчас его почти нет. Можно было бы, к примеру, пофантазировать и представить, что все, происходящее со мной — часть некой системы. Стратегии. Программы. Допустим, по созданию идеального солдата. Учитывая, как часто нас гоняли по медосмотрам и сколько всего кололи, идея выглядит даже почти правдоподобной. Да и верить в такую пургу было бы удобнее. Но не получается. Потому что в происходящем нет ничего идеального.
Во-первых, прямая зависимость от внешнего фактора, что уже равно уязвимости. Ну, если только не рассматривать участие сонг, как способ контроля. Своего рода рубильник, который либо включен, либо нет. Правда, учитывая, насколько эти поющие девицы бывают психически неуравновешенны, над ними тоже должен осуществляться контроль. А так можно дойти до полной и бессмысленной бесконечности. К тому же, есть ещё и «во-вторых».