«Архангелы»
Шрифт:
— Судя по всему, ты всерьез задумал приобрести «Архангелов»! — с некоторой завистью воскликнул Попеску.
— А ты будто нет? — ухмыльнулся Прункул.
Ни тот, ни другой не налегали на выпивку. Понемножку прихлебывая из стаканов, они думали каждый о своем. Шум в зале нарастал. Спиридон носился, словно подхваченный ветром. Прибывали все новые гости. Духота стала невыносимой.
Прункул придвинул свой стул к письмоводителю. Он смотрел на него внимательно, словно кошка, которая уже зажала между лап мышонка.
— Единожды начав, я полагаю, что могу продолжать и дальше, домнул письмоводитель…
— В чем же дело? — недоумевающе пожал плечами Попеску, однако вздрогнул, увидев глаза Прункула.
— Надеюсь, мы можем побеседовать о вещах куда более
— Ты, наверное, думаешь о двух городских домах? — По губам письмоводителя скользнула холодная улыбка.
— Весьма далек от такой мысли, домнул письмоводитель. Обрати внимание на другое: сколько бы золота ни было в Вэлень, нету почти ни одного золотоискателя, который не был бы должником у городских банков.
— Об этом я не думал, — равнодушно процедил Попеску.
— Однако никогда нелишне быть предусмотрительными. Уроки надо извлекать из всего, что видишь. Если наши односельчане ухитрялись влезать в долги и тогда, когда добрых двадцать лет прииски давали золото, то с уверенностью можно сказать, что впредь займов у них будет куда больше. По всем признакам добыча на приисках пойдет на спад. Некоторые уже и сейчас заброшены. «Архангелами» дело не кончится. И это естественно. Сколько лет люди разрабатывали одни и те же золотоносные жилы! Должны же они когда-нибудь иссякнуть. Теперь найдут ли другие жилы или будут их искать — людям будет не хватать денег чаще, чем до сих пор. С этим не поспоришь. — Прункул еще ближе придвинулся к Попеску. — Я знаю своих односельчан, о черном дне они не думают. Иосиф Родян не исключение, хоть и не местный. Если новые жилы сразу не обнаружатся, то искать их будут не один десяток лет, потому что настоящих рудокопов ни в чем не убедишь с первого раза; а штольни за это время проглотят кучу денег. Если кое-какие старые штольни и будут давать золото, то это спасет от займов тридцать — сорок семей, не больше. А остальные жители Вэлень все больше и больше будут влезать в долги.
Письмоводитель все внимательнее слушал Прункула. Неожиданными были его слова, и странной казалась легкая улыбка, трогающая губы этого недоброго человека. Но ему никак нельзя было отказать в проницательности, он угадал самые тайные мысли письмоводителя, те, что давно уже согревали ему сердце.
— А у кого они будут занимать деньги? — все-таки спросил Попеску.
— Занимать будут, где поближе и где проценты поменьше. Денег нету — тот, кто имеет, тот и одолжит!
Попеску не мог скрыть улыбки.
— А кто, по-твоему, их имеет?
— Ты да я, — отчеканил Прункул.
— Мы двое?
— Нет, четверо: домнул Кориолан Попеску и Георге Прункул! — рассмеялся бывший компаньон акционерного общества «Архангелы».
— Значит, административный совет сформирован? — шутливо спросил письмоводитель, не в силах скрыть ликования.
— Если вам угодно, домнул письмоводитель. Но нам нужно обмозговать это дельце, которое, как мне кажется, куда выгоднее любого прииска. Ты ведь не хлебнул тех неудобств, которые неизбежны на этих чертовых рудниках. (Он чуть не сказал «мучений», но тут ему подвернулось слово «неудобств».) В штольне ты никогда ни в чем не уверен. Да и кто чего может видеть в самом сердце земли? Спустя какое-то время золотоискательство становится помешательством и заставляет человека верить в невозможное. Если банк — дело ясное, никаких тебе треволнений, то на прииске всех трясет лихорадка: и управляющего, и компаньонов, и рудокопов, и штейгеров, и сторожей. А в банке если кого и трясут, то только адвоката. Но и для него всякая встряска желанна, поскольку приносит ему доход.
— Браво, домнул Прункул! Виват! — воскликнул письмоводитель. Лед в его сердце растаял окончательно. «С ним нужно держать ухо востро, — думал он, — но идти одной дорогой придется. Безжалостнее паука, но по части доходных дел товарищ бесценный».
— Так вот, домнул письмоводитель, — продолжал Прункул, не разделяя ликования Попеску, — нам следует обмозговать это дельце. Через год-другой, а возможно, и раньше, потребуется банк и в Вэлень. Если
— Посмотрим, домнул Прункул, посмотрим. Идея неплохая, только бы ее осуществить. Как бы там ни было — вот вам моя рука! — серьезно сказал Попеску.
Мужчины торжественно пожали друг другу руки, словно заключив важную торговую сделку, и приятную и хлопотную одновременно.
Табачный дым в трактире Спиридона хоть ножом режь. Когда по залу пробегают хозяин или его помощники, молодые парнишки, дым этот распахивается, словно занавес, а потом опять смыкается у них за спиной.
Время от времени то в общий зал, то в отдельные кабинеты заглядывал Никифор, которого в эту ночь угощали по всем правилам. Он уже выпил несколько стаканчиков вина — что бывало с ним крайне редко — и, обуянный пророческим духом, никак не мог уйти, вновь и вновь начиная свою проповедь: «Святая пречистая троица и святая молитва…»
IX
Рождество миновало, а теплеть не теплело. Небо было чистое, зеленоватое, и солнце играло тысячью искорок на сугробах и сосульках, свисавших с колес, приводивших в движение толчеи. Во дворе у Иосифа Родяна царила такая же мертвая тишина, как и в доме. Пустынный двор с кучами золотоносного камня под снегом гляделся кладбищем с могильными холмами. В ворота не въезжали ни телеги, ни сани, створки их занавесил белый иней. Правду сказать, таким же запустением веяло и от других деревенских дворов. Дома, разбросанные вдоль трех перекрещивающихся долин, казались под снегом странными животными, что прилегли отдохнуть среди сугробов. Голубоватый дым столбами поднимался в ясное небо. Мороз стоял трескучий, и редко-редко когда на дороге появлялись сани.
Но ни одни не сворачивали во двор к Родяну, потому что «Архангелы» не давали золотоносного камня. Ведь добротный кварц вывезли с прииска еще до рождества, а в теперешней породе не было и намека на золото, и ее сбрасывали прямиком в пропасть. Из новой штольни доставали все тот же камень землистого цвета.
Но если и отыскалась бы настоящая золотоносная порода, то и тогда не понадобилось бы много подвод, чтобы везти ее к толчеям, потому что на прииске вот уже три недели трудились всего шесть рудокопов. Еще во время рождественских праздников многие из рудокопов с «Архангелов» позаботились о работе для себя на других приисках. Не выдав им жалованья, Иосиф Родян убедил их окончательно, что с «Архангелами» покончено. Они и раньше знали, что работают вхолостую, но, постоянно видя преисполненного надежд — пусть только на словах — управляющего, не могли решиться уйти с прииска. Слова Эленуцы прозвучали как откровение: «У управляющего, стало быть, нет денег даже на рабочих!» Эта потрясающая весть была убедительнее всех проб руды: на прииске делать было больше нечего. Многие из рудокопов подались на соседние прииски уже на третий день после рождества, известив Родяна, что покидают «Архангелов».
Иосиф Родян не смог заплатить и за первую неделю после рождества, и за вторую, и на прииске осталось всего шесть человек. Ни у кого из золотопромышленников в Вэлень толчеи не работали, вода в каналах и желобах замерзла. Напрасно пытались разбивать лед: недолгое время вода булькала, потом в ней появлялись иглы и звездочки льда, она густела и через час-два замерзала снова.
Иосиф Родян больше не ездил на прииск, он даже не выходил во двор — замуровался в доме, как в склепе. С людьми ему было тяжело. Сразу после рождества к нему явился примарь Корнян и заявил, что выходит из общества, потому что разуверился в успехе работ даже в том месте, какое сам указывал. Решение он принял в канун рождества, получив из города счета на несколько сотен злотых за какие-то особые покупки, которые Докица совершила в последние четыре месяца. Жива-здорова Докица осталась только благодаря необычайной легкости, с какой выпорхнула на улицу, да еще тому, что все три дня праздников носа домой не казала.