«Архангелы»
Шрифт:
— Что ты такое говоришь? Да этого быть не может! — почти закричал Албеску; вырвав руку, он чуть ли не бегом бросился по улице направо к площади.
До зятей Иосифа Родяна, разумеется, доходили слухи о долгах тестя, однако они им не верили, верили они в несметное богатство тестя и до закрытия «Архангелов» и не думали требовать от него приданого деньгами. Поселив их в новые дома, Иосиф Родян сказал:
— Здесь вы будете жить, а об остальном позаботимся.
Зятья вполне удовлетворились этим заверением. Они знали, что приданое дочерей-для тестя вопрос самолюбия.
Кроме того, Иосиф Родян делал свои заемы в глубокой
И только когда главная штольня «Архангелов» уперлась в старинную выработку, слухи о долгах Иосифа Родяна стали определеннее. Но и тогда оба зятя ничего не желали слышать. Закрытие прииска было для них жестоким ударом. Однако надежду в них поддерживали дома, каждый из которых стоил не один десяток тысяч. И все же с этого самого дня в них зародилось недовольство. Дома, конечно, были достойным приданым, но как примириться с мыслью, что наличных денег им уже никогда не получить?
Что ни день они посылали за сведениями в Вэлень, но отвечала им только Эленуца. И с каждой новой нерадостной вестью ухудшались отношения молодых супругов. Оба адвоката все собирались к тестю, чтобы решительно с ним поговорить, но откладывали со дня на день поездку, опасаясь гнева управляющего, если счастье вновь вернется к «Архангелам».
С каждым днем зятья Родяна становились все нервознее, и нервозность их сказывалась уже на делах: они проигрывали процесс за процессом. И домашняя их жизнь превратилась в ад.
Иосиф Родян стал для них заклятым врагом. «Если он знал, что случится, — говорили они между собой, — то должен был дать приданое в день свадьбы!» Им казалось, что управляющий давным-давно знал о катастрофе.
Но Иосиф Родян был далеко, они его еще побаивались и изливали поэтому всю кипевшую в них злобу на молодых жен, которые отнюдь не оставались в долгу.
И Эуджения, и Октавия после свадьбы свысока поглядывали на своих мужей, а переселившись в новые дома, и вовсе повели себя как самодержавные царицы. Любому человеку, переступившему их порог, они взглядом, жестом, словом давали понять, что здесь властвуют только они, что богатство принадлежит им, а мужья всего лишь седьмая спица в колеснице. Лучше всех это усвоили служанки, быстренько разобравшись, что приказания хозяев ничего не стоят и на их недовольство можно просто чихать, но вот хозяек нельзя раздражать ни в коем случае.
Роскошь, которую позволяли себе сестры, будучи девицами, не шла ни в какое сравнение с той, какой окружили они себя, став замужними дамами. Каждым своим шагом они старались удивить весь город, каждым нарядом вызвать жгучую зависть.
Эуджения и Октавия походили друг на друга не только характером, но и внешностью. Обе были чуть выше среднего роста, не блондинки и не брюнетки, с бесцветными невыразительными лицами — носы у них были крупные, глаза тусклые, скулы торчали. Тощие, сухопарые, будто снедаемые тайным огнем, который мешал им пополнеть, несмотря на их беспечальное житье. Огонь этот то и дело вспыхивал ледяным презрением к окружающим — так смотрит на мир выросшая в роскоши юность, которая потакала всем своим прихотям и не слышала ни одного слова поперек.
Их домам, туалетам, парадным
Мужья молча терпели их и, кажется, были даже довольны тем безразличием, с каким относились к ним молодые жены. Адвокаты считали себя прежде всего деловыми людьми. В браке главным для них было богатство: в виде домов, во-первых, и денег, во-вторых. Деньги же для своей роскошной жизни молодые жены потихоньку тянули из отцовского дома. Но после рокового дня 27 ноября пришлось мужьям взять своих милых жен на полное содержание, что и послужило причиной первых размолвок между молодоженами.
Адвокаты быстро смекнули, что жены их за неделю способны спустить столько, сколько им не заработать и за месяц. И дали понять, что Иосиф Родян, очевидно, не в состоянии дать за ними порядочного приданого, а потому деньги нужно беречь, на дороге они не валяются.
Молодые жены в ответ обозвали мужей «нищебродами» и перестали с ними разговаривать, что не мешало им, однако, брать в магазинах в долг все, что им хотелось. Самые красивые дома в городе оказались самыми несчастливыми, в них только и делали, что ссорились, бранились, скандалили. Молодые супруги вдруг выяснили, что они друг другу чужие, что их никогда ничего не связывало, и принялись враждовать. Ссоры доставляли им неизъяснимое наслаждение, и тем большее, чем больнее они друг друга ранили. Когда до молодоженов докатилась весть, что с прииска ушли два последних рудокопа, отношения были настолько испорчены, что жены грозили мужьям возвращением в Вэлень и бракоразводным процессом. Мужьям же хотелось глотнуть свежего воздуха, иначе они чувствовали, что задохнутся.
И в таком вот душевном состоянии адвокат Албеску повстречал винодела Паску!
Албеску, как сомнамбула, миновал узкую улочку и очутился на площади. Контора Тырнэвяна была заперта, хотя и было-то всего пять часов пополудни.
Албеску отправился в казино, Тырнэвян сидел там в одиночестве за столиком и даже не заметил приятеля. Только когда Албеску заговорил, Тырнэвян вздрогнул и поднял на него глаза. В растерянных взглядах обоих читался один и тот же вопрос.
— Слыхал? — спросил Албеску, оглядываясь вокруг.
— Слыхал! — подтвердил Тырнэвян.
Албеску, разом обессилев, плюхнулся на стул. Потянулось молчание, изредка прерываемое тяжкими вздохами.
Тырнэвян заговорил первым:
— Что будем делать?
— Я… — начал было Албеску и запнулся.
— Ничего не скажешь, подлость — она и есть подлость! — взорвался Тырнэвян. — Так обмануть! Завтра мы будем посмешищем всего города! Почему он не сказал сразу?
— Чтобы мы все узнали потом! — вздохнул Албеску.
— Я был единственным человеком в городе, который не подозревал, что его собственный дом идет с молотка! Завтра уезжаю… но один!
— Ты думаешь, дома продадут?
— Непременно! Хотя их стоимость долгов все равно не покроет. Долги колоссальные! — Тырнэвян был вне себя.
— И когда он только успел наделать таких долгов?
Щека у Тырнэвяна подергивалась.
— Этот мужлан просто издевался над нами! — брызгая слюной, заговорил Тырнэвян. — На наши дома наложить арест! Говорят, он построил их на деньги, взятые из банка! А мы-то, дураки, им восхищались… Черт бы побрал его! Ходят слухи, что он целое состояние в карты спустил.