Архив шевалье
Шрифт:
– Все равно не пойду! – твердо сказала Лера. – Я лучше… свою партию создам!
– Лера! Ну-ка посмотри на меня. Ты что, с ума сошла? Ну какая партия, Господи?
– Я уже все продумала. Это будет партия радикально-демократического действия. Мы решили ее назвать глобально: «Перестройка, демократия и мир» – ПЕРДИМ сокращенно.
– Как-как? – изумился Дьяков. – Звучит как-то не очень благозвучно.
Лера непреклонно сверкнула глазами:
– Это мы специально придумали. Для вызова! Мы еще посмотрим, кто кого! – Она наклонилась к Дьякову и шепотом, таинственно округлив глаза, сказала: – Скоро будет отменена шестая статья Конституции, о
– Лерочка, о чем ты? Какая Дума? Откуда ты это все взяла? Даже если и будут свободные выборы в эту… как ты сказала? Думу?…то их выиграем мы – новая старая партноменклатура. Ведь это только кажется, что в стране что-то изменилось. Ну развалится скоро СССР, так ведь его уже почти нет! Беляев добивает этого монстра, чтобы сохранить свою власть в России. У него нет выбора! Но Беляев – умница! Он создает новую номенклатуру, которая непобедима. Знаешь что, – поколебавшись, предложил Дьяков, – приходи сегодня вечером в наш Центр политических исследований – сокращенно ЦЕПИС.
– Как?
– ЦЕПИС… Что, тоже неблагозвучно?
– Особенно если по-украински, – мстительно произнесла Лера.
– Бог с ним, с благозвучием. Ты приходи, будет весь узкий беляевский круг. Это он сам придумал – раз в неделю собираться этим кругом и обсуждать все проблемы. Это сегодня – мозг страны!
– А печень у этого мозга здоровая? Не барахлит? – едко уточнила Лера.
– Ты знаешь, как ни странно, но на работе он не пьет. Держится! Правда, по выходным… пока не можем взять этот процесс под контроль. С охраной своей бухает. Но это – пусть! По-другому уже не будет. Придешь?
– Приду, – буркнула Лера.
…ЦЕПИС занимал старинный особняк в центре Москвы, переданный этой организации Указом Беляева, который к тому времени уже совмещал две должности – генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Верховного Совета СССР. Но Указ был составлен так хитро, что разрешал впоследствии оформить особняк как собственность учредителей центра. А учредителей и было-то всего двое – Дьяков да Скорочкин.
Как раз истек месяц, в течение которого нельзя было переоформлять здание в собственность. И теперь Женя Скорочкин, как человек более пронырливый и со времен Плодовощторга, хорошо понимающий толк во всякого рода махинациях, энергично занимался оформлением здания в личную собственность.
Добыв очередную нужную бумагу, он радостно жмурился и говорил Дьякову:
– Эх, Гаврюха! Кто раньше жил, тот и теперь будет жить! Это я, конечно, про себя больше! Но и ты молодец! Растешь на глазах. Как ты ловко тогда этого эстонца в туалете нашел! Молодец! Мы ведь его потом официально из страны выслали за антигосударственные высказывания, направленные на разжигание межнациональной розни и разрушение единства федеративного государства. Говорят, он в Германию уехал… Одним словом, молодец ты!
Дьяков зарделся от похвалы, а Скорочкин между тем наращивал масштабы мечтаний о счастливом будущем:
– Здесь мы с тобой ресторан откроем. – Евгений Иванович раскинул руки, словно намеревался обхватить все здание целиком. – Лучше всего японский. Сейчас все на эти суши кинулись… А три верхних этажа отдадим под пятизвездочную гостиницу. Представляешь, сейчас на всю Москву нет ни одной гостиницы в пять звезд! А у нас будет! Уже через год! Заживем, старик! Так заживем, как мало кто живет даже там у них, в мире капитала.
– А куда же центр денем?
– Наивный
– И Беляева? – задыхаясь от ужаса, уточнил Дьяков, которому казалось странным, что и по отношению к генсеку можно вести себя столь вероломно.
– Ну ты даешь, Христофорыч! А зачем, ты думаешь, мы этого обезумевшего алкаша на трон сажали? Чтобы он властью потешился? Нет, дорогой, совсем не для этого! Вот пусть сначала все, что надо, разрушит, раздаст хорошим людям страну нашу, а потом… потом будем ее собирать заново. Лет пятнадцать у нас на это уйдет. Успеем попользоваться…
Дьяков пугался этих нахальных и одновременно пронзительно привлекательных речей Скорочкина, так как был человеком скромным и нерешительным. Он не мог представить себя владельцем ресторана, а тем более гостиницы.
А Скорочкин продолжал его соблазнять прелестями богатой жизни.
– Знаешь что, Дьяков! Хватит тебе интриговать! Все эти форумы, центры… Операция «Беляев» заканчивается. Начинается операция «Москва»! Давай возьмем ее, куполастую! Представь, ты мэр столицы самого большого в мире государства.
– Мэр?
– Ну не мэр, конечно, а председатель Моссовета по-нашему. Это почти то же самое, что мэр! А может, даже лучше. Знаешь почему?
– Я уже боюсь, Женя. Ну посмотри, какой я мэр?
– Я спросил: ты понял, почему председатель лучше мэра? – грозно повторил Скорочкин.
– Нет, не понял, – тихо ответил Дьяков.
– А я тебе скажу! Потому что ты ответственность за все несешь не один, а вместе со всей этой шоблой – депутатами Моссовета. Продаешь ты мне, к примеру, какой-нибудь лакомый кусочек Москвы – Красную площадь, скажем. Причем продаешь за смешные деньги, за какой-нибудь миллион рублей. Обрати внимание, Гавриил: продаешь ее вместе с мавзолеем, который нам понадобится для организации международных симпозиумов по вечному сохранению человеческих останков, вместе с Кремлевской стеной, которую можно использовать для погребения родственников и друзей…
– Зачем тебе мавзолей, Женя?
– Я для примера! Вот представь, сидят эти депутаты и дружно за продажу Красной площади голосуют. А ты хмуришься и говоришь им: «Воля ваша, товарищи, но ведь это общенародное достояние! Как же вы так опрометчиво голосуете?» А они глаза прячут и кнопки жмут, жмут, жмут! А ты вздыхаешь и говоришь опять: «Воля ваша, товарищи!»
– А почему они кнопки-то жмут? – не понял Дьяков.
– Да потому, болван, что я с ними давно договорился. С каждым! И потратил на это… ну пусть еще один миллион рублей. Что, много? А как ты думал? Скоро без взятки вообще ничего нельзя будет сделать. Но, с другой стороны, подумай: миллион в казну и миллион этим голодным народным избранникам. Они ведь раньше гнили в своих лабораториях, дышали каким-нибудь азотом или, того хуже, сидели без свинцовых трусов, то есть практически голой жопой, прямо на атомном реакторе. Кто в актерах прозябал, кто изображал непризнанного гения кисти… Большинство сильно пьющие… Многим из них за сорок, Гаврюша! Жизнь уже почти мимо прошла, и только колошматила их по башке, а кого и ниже пояса! Они, Гавриил, обижены навсегда! Даже если их завтра всех сделать долларовыми миллиардерами, они все равно будут брюзжать на кухне и костерить власть!