Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Могу представить эмпирические доказательства обратного, — произнес Баттерс с горькой иронией.
— Это все потому, что вы не задумывались об этом прежде, — возразил я. — Вы реагировали на страх, но никогда не использовали его осознанно. Просто надо настроиться на то, чтобы преодолеть его.
Секунду он помолчал.
— И только? — произнес он, наконец. — Просто настроиться, и — фьють — все будет по-другому?
— Нет. Это только первый шаг. Потом придется делать новые. Подумайте об этом немного.
Он закрыл аптечку.
— Вы хотите сказать, все позади?
— Для вас — да, — заверил я его. — Гривейн знает, то у вас нет того, что ему нужно. Ему нет больше смысла искать вас. Черт, если уж на то пошло, мне кажется, вы просто оказались в неудачном месте в неудачное время, когда он пришел туда с поисками. Гривейну сошел бы любой, обладающий доступом к трупам и способностью найти, куда Костлявый Тони спрятал флэшку. Вы свою роль в этом спектакле сыграли.
Баттерс даже зажмурился на мгновение.
— Ох, слава Богу, — он виновато покосился на меня. — Простите. Я хочу сказать, я вовсе не против быть рядом с вами, но…
Я вяло улыбнулся.
— Я понимаю. Я рад, что с вами все в порядке, — я опустил взгляд на ногу. — На вид славно и аккуратно. Спасибо, Баттерс. Вы хороший друг.
Он хмуро посмотрел на меня.
— Правда?
— Правда.
Мне показалось, плечи его чуть расправились.
— Хорошо.
В дверях кухни снова появился Томас.
— Газовая плита. Горячая еда, чай. Сахару?
— Пару тонн, — сказал я.
— Мне не надо, — сказал Баттерс.
Томас кивнул и скользнул обратно.
— Послушайте, — произнес Баттерс. — Как так вышло, что я ваш друг, а вы мне важной вещи не сказали?
— Какой это? — не понял я.
Баттерс сделал неопределенный жест в направлении кухни.
— Ну, что вы, типа… ну, гей.
Я потрясенно уставился на него.
— То есть, не поймите меня неверно. Сейчас двадцать первый век. Вы можете жить так, как считаете нужным, и не станете от этого хуже.
— Баттерс… — начал я.
— И потом, посмотрите на этого парня. То есть, я хочу сказать, вот я — я даже не гей. И то от его внешности балдею. Как вас винить?
Из кухни донеслось сдавленное хрюканье.
— Ох, заткнись! — рявкнул я Томасу.
Хрюканье сделалось чуть тише.
— Но вы бы хоть предупредить могли, — продолжал Баттерс. — Мне кажется, вы могли бы и не скрывать, Гарри. Я вам не судья. Я вам слишком многим обязан.
— Я не гей, — запротестовал я.
Баттерс сочувственно кивнул мне.
— Ну да, конечно.
— Да нет же!
Баттерс поднял руки.
— Не мое дело вмешиваться, — сказал он. — Потом, как-нибудь. И вообще, не мое это дело.
— Ох, чтоб вас, —
Из кухни вышел Томас с тарелками, полными дымящейся подогретой пиццы, бутербродов с жареной говядиной и крекеров, на которых запеклись аппетитные ломтики сыра. Он поставил все это на столик, вышел и вернулся с несколькими бутылками холодного пива. В третий заход он принес горячий чай. Он налил мне чашку чая, наклонился и нежно чмокнул в волосы.
— Кушай на здоровье.
Баттерс сделал вид, что ничего не замечает.
Я двинул Томаса локтем в ребра.
— Дай мне эту чертову пиццу, пока я я тебя не убил.
Томас вздохнул.
— У него случается такое настроение, — доверительно сообщил он Баттерсу.
Я забрал у Томаса пиццу и наклонился к столу, чтобы взять пиво. Мыш, все это время лежавший у окон и вглядывавшийся в темноту, встал и повел носом в сторону еды.
— Ах, да, — спохватился Томас. — Твои антибиотики, — он положил мне на тарелку пару таблеток.
Я зарычал на него, проглотил таблетки, запил их пивом и принялся за пиццу, бутерброды и крекеры с сыром. При этом я не забывал делиться с Мышом — пока Томас не взял со стола последний бутерброд и не положил его на пол перед Мышом.
Я допил пиво и устроился поудобнее с чашкой чая. Я даже не осознавал, насколько проголодался, пока не начал есть. Чай был сладкий и горячий, но не слишком. Чтобы его можно было пить, не боясь обжечься. Возбуждение боя и бегства постепенно спадало, и я начинал ощущать себя более-менее человеком. Боль в ноге стихла, и под конец сделалась едва заметной.
Я вдруг подозрительно покосился на забинтованную ногу.
— Эй!
— Ммммм? — спросил меня Томас.
— Сукин сын. Ты дал мне не антибиотики.
— Нет, не их, — без тени стыда признал Томас. — Болеутоляющее. Ты же идиот. Тебе надо отдохнуть, пока ты не угробился.
— Сукин сын, — повторил я. Диван у Мёрфи и впрямь был чертовски удобный. Я допил чай и вздохнул. — Может, ты и прав.
— Еще бы, — ухмыльнулся Томас. — Да, кстати, вот антибиотик, — он протянул мне капсулу, и я запил ее последним глотком чая. Томас взял у меня чашку, а потом помог подняться на ноги. — Пошли. Отдохнешь часа три-четыре. Потом решишь, что делать дальше.
Я буркнул что-то нечленораздельное. Томас помог мне доковылять до одной из темных спален, и я рухнул на мягкую кровать, слишком усталый, чтобы злиться. Слишком усталый, чтобы не спать. Я смутно помню, как стащил с себя рубашку, башмаки и накрылся мягким, тяжелым одеялом. А потом не осталось ничего, кроме блаженных темноты, тепла и тишины.
Последнее, о чем я подумал, прежде чем уснуть, это что одеяло слегка пахло мылом, и солнцем, и земляникой.
От него пахло Мёрфи.