Архивы Конгрегации

Коллектив авторов

Он говорил, и они верили ему. Переставали коситься с неловкой подозрительностью друг на друга, а на него глядеть, как нашкодившие щенки на строгого хозяина. В глазах его учеников загоралась вера и решимость доказать, оправдаться, не посрамить... Не скоро он услышит хоть от кого-то из них пререкания на плацу. Нескоро посмеют они произнести заклятое "не могу"...

Вот только почему он сам не верит себе? Почему сидит у камина, не видя пламени, перебирая в памяти слова, жесты, взгляды...

Отчего потер нос Лауфер? Оттого ли, что в самом деле боролся с чихом, или потому что тщился скрыть злорадное торжество от осознания того, сколь заметный вред успел нанести Конгрегации мерзавец Уве?

Отчего

дрогнул голос фон Дюстерманна? Оттого ли, что ему стыдно за бывшего сослуживца, или потому что впервые задумался, какая участь будет ждать его самого, если его однажды раскроют?

А вот Вальтер фон Майендорф все время разговора просидел с застывшим лицом, так ни разу и не дрогнув ни единым мускулом. Что он скрывал под этой маской? Ярость? Стыд? Боль? Торжество? А может быть, безразличие? Быть может, ему и вовсе все равно, кому служить и кто победит, и он просто идет за тем, кто платит больше?

Еще вчера ему казалось, что он знает ответы на эти вопросы, с уверенностью может отрекомендовать каждого из своих парней со всеми их склонностями, сильными и слабыми сторонами, душевными порывами и особенностями характера. Да что там, даже сейчас его сердце подсказывало верные ответы. Только верные ли? Сердце знает одно, а разум, холодный, острый и безжалостный, как кинжал, что срезал Печать с плеча Хельмута Йегера, вопит иное. Можешь ли ты верить себе после того, как дважды так ошибся? Не заметил, не разглядел, не придал значения, неверно трактовал слова, жесты, молчание и неподвижность...

А вот, собственно, и корень проблемы. Не в том вопрос, как теперь верить другим, а в том, как верить самому себе. Как теперь говорить парням на плацу "Человек может все", если сам ты не способен даже поверить своему опыту и навыкам? Как заставить их встать и бежать дальше, если сам сидишь и не способен даже ковылять? Если сам себе твердишь "не могу".

Какой-нибудь знатный мозгоправ вроде лежащего нынче при смерти отца Бенедикта или хоть бы Хоффмайера, ныне "отца Бруно", назвал бы это умным термином "кризис веры" и непременно нашел бы слова утешения. Но ни первого, ни второго рядом нет и не будет, а на нем самом сейчас весь лагерь. И только от него зависит, как он будет функционировать дальше. И это его задача - сделать так, чтобы случившееся принесло минимум вреда Конгрегации. Иначе чем он сам лучше предателя? Слабость сейчас преступна. Он должен пойти и заняться делами. Перестроить график возвращений в лагерь для зондеров, переработать и усилить охрану внешних стен... Должен - значит, сможет. Даже если не верит никому. Даже если не верит самому себе. Не веришь себе - верь Ему, сказал бы любой священник. Это же он может сказать себе и сам.

Прострадался? Тогда - бегом!

Альфред шел по темному пустынному коридору. Лично проверить посты. Убедиться, что у Его Высочества все в порядке. Выгнать оставшихся парней на ночную тренировку.

Пляшущий огонек светильника отбрасывал на стены причудливые тени. Те колебались в такт шагам старшего инструктора, и в каждой из них ему мерещилась крадущаяся фигура. Нет, он не боялся за свою жизнь - в собственной способности схлестнуться с любым из своих учеников и выйти победителем он не сомневался. И даже в бою один на один с ликантропом или стригом еще не сказано, кто одержит верх. В тенях ему мерещились предатели. Вот сгорбленный силуэт в углу. Это кто-то следит за ним, намереваясь в его отсутствие проникнуть в комнату (она заперта? Да мало ли умельцев взламывать замки!) и сунуть нос в секретные бумаги. А может, бумаги просмотрены еще вчера, а сейчас таящийся в тенях недруг уже пробирается к стене, чтобы неведомым тайным способом передать послание своим сообщникам снаружи.

Альфред шел по темному пустынному коридору. Он гнал от себя ненужные

мысли, но те никак не желали уходить. И на душе у него этим вечером было так темно и мрачно, как, пожалуй, не бывало никогда прежде.

Этой ночью Альфред не спал. Подобное не являлось для него чем-то из ряда вон выходящим - старший инструктор зондергрупп мог спокойно обходиться без сна по нескольку суток кряду. Но обычно это было осознанным решением, принятым ввиду избытка задач и ограниченности времени или для поддержания себя в той боевой форме, коей он стремился добиться от своих подопечных. Сегодня же он прискорбнейшим образом не смог уснуть. Первый из трех отведенных на отдых часов он бесцельно провалялся в тщетных попытках отогнать тяжелые мысли и забыться сном. Поняв, что это бесполезно, Альфред встал и засел за пересмотр системы охраны лагеря.

Ночная тренировка прошла поразительно эффективно. Стремясь скрыть обуревающую его тревогу и душевный раздрай, старший инструктор гонял парней в хвост и в гриву. Они, в свою очередь, стремясь доказать собственную благонадежность и состоятельность, да что греха таить, отвлечься от мрачных мыслей, рвали жилы, из кожи вон лезли и выкладывались по полной, как будто от результатов зависела если не сама их жизнь, то дальнейшая служба. Ни единого протеста, ни единой жалобы не услышал этой ночью Альфред от троих подопечных. Всегда бы так... Да жаль, велика цена такого послушания. О чем не мог не думать старший инструктор, лежа без сна.

А под утро, перед тем, как отправляться к Его Высочеству, его посетила еще одна досадная мысль. Принц видел его вчерашний срыв. И вот это уже ни в какие ворота не лезло. Одно дело Гессе, следователь с богатым жизненным опытом, с чем только не имевший дела на своем пути, чье доверие нелегко заслужить, но и потерять не так-то просто. Даже перед зондерами показать свою слабость не так пагубно. В конце концов, это их товарищи оказались предателями, им самим сейчас не лучше приходится. Они так или иначе в одной лодке, да и знакомы все не первый год. Как ни крути, ученик знает своего наставника ничуть не хуже, чем наставник - ученика. И совсем другое дело принц. Мальчишка. Упрямый, неопытный, по-своему задиристый, и без того рвущийся спорить по любому поводу. Как теперь станет вести себя он? Много ли толку будет от его обучения?

Впрочем, учиться Его Высочество желает, а потому приложит усилия в верном направлении. Хуже то, что при наследнике неотлучно состоит неприятный господин фон унд цу Редер, который и без того пышет скепсисом и сочится ядом, не доверяет никому (что особенно отвратительно - не зря) и подозревает всех и каждого в намерении навредить Его Высочеству. Надежда на то, что барон хоть немного придержит свой не в меру ядовитый язык, была слабой, чтобы не сказать - отсутствовала вовсе. Сегодняшняя тренировка будет нелегкой для всех причастных, а для старшего инструктора, вероятнее всего, в первую очередь. Впрочем, хватит распускать сопли. С этим он тоже справится, потому что должен.

За коротким стуком в запертую дверь последовала обычная перекличка с телохранителем принца, после каковой послышался звук отодвигаемого засова, и дверь открылась.

– Доброе утро, Ваше Высочество, - несколько суше обычного произнес Альфред, переступая порог.
– Идемте. График ваших тренировок не изменился.

Наследник, как раз опустивший ложку в опустевшую миску, с готовностью поднялся из-за стола.

– Надеюсь, вы лично осмотрели крышу и прочие укромные уголки вашего лагеря, - хмуро заметил фон Редер, с явной неохотой направляясь к двери вслед за своим подопечным. Все же хоть какая-то польза от событий минувшего дня была: цепной пес Императора уверился хотя бы в том, что сам старший инструктор Хауэр против Его Высочества не злоумышляет.