Ариэль
Шрифт:
— У нас нет никаких указаний на то, что речь идет о плане каких-то террористов, и я посмею сказать, что мы обладаем более полной информацией по этим вопросам. Кроме того, мы сотрудничаем с разведывательными службами разных стран и получаем информацию сразу, если даже какой-нибудь предполагаемый террорист-одиночка приближается к нашим границам. У агентов иностранных государств не принято приезжать сюда для осуществления операций такого масштаба, который предполагает только что изложенная версия.
Силланпяя выступал убедительно. И я почувствовал, что он пытается
— Не стоит делать панических выводов только из того факта, что все убитые являются арабами, — продолжал Силланпяя. — Разумеется, возможность терроризма не исключается. Мы проверим информацию об убитых через наши международные связи. Тем не менее призываю осторожнее обращаться со словом «террорист». Если такая информация просочится в газеты, то в дальнейшем у нас не будет ни минуты покоя, а при плохом раскладе это дойдет и до зарубежных средств массовой информации.
— Уже дошло, — заметил Хуовинен. — Пару часов назад звонили из «Афтонбладет», а сразу следом из «Экспрессен», а тогда трупов было всего два. Оба издания интересовались, не связаны ли эти события с терроризмом. Я не понимаю, откуда они это взяли.
Заместитель начальника управления Лейво был мрачен. Вероятно, он хотел бы увидеть на страницах шведских газет свое имя, и желательно с фотографией.
— В любом случае нам необходимо очень четко договориться о тактике предоставления информации прессе, включая формулировки, и не путаться в них.
— Мы намерены просто констатировать, что эти события имели место и что мы следим за ходом расследования, как и всегда в таких случаях, — сказал Силланпяя. — Упоминание терроризма в прессе неизбежно будет указанием на определенные государства. Мы не можем воспрепятствовать спекуляциям средств массовой информации. Если руководство полиции желает предоставить разъяснения на дипломатическом уровне, то пожалуйста, но не впутывайте в это нас.
Лицо Лейво снова приняло озабоченное выражение. Он определенно не хотел предоставлять дипломатические разъяснения.
— Если СУПО знает о деле больше нас и хочет, чтобы мы не вмешивались, лучше всего поделиться информацией.
— Я поделился бы, если б знал, — сказал Силланпяя. — Я просто изложил свое мнение и нахожусь здесь именно для этого.
Хуовинен снова обратился ко мне:
— Предлагаю поручить принимать решения комиссару Кафке. Он лучше всех осведомлен о деле.
Я взглянул на Силланпяя, лицо его ничего не выражало.
— Отчасти я придерживаюсь того же мнения, что и Силланпяя. Мы еще попробуем установить личность неизвестного убитого своими силами. Если это не удастся, то рассмотрим возможность публикации фотографии.
Силланпяя почти незаметно кивнул.
По дороге в свой кабинет я вспомнил, что мой коллега, комиссар Кари Такамяки, сидящий через несколько комнат от меня, как раз завершил расследование дела о гибели арабского парня.
Сообразив, что мне предстоит пройти отчасти теми же тропами, что и он, я решил с ним посоветоваться. Показал ему фотографии
Глава 6
Имам Омар Надер был, очевидно, очень терпимым человеком. Во всяком случае, он никоим образом не дал понять, что мы со Стенман непрошеные гости, хотя полицейские, представленные евреем и женщиной, наверняка не каждый день появлялись в приемной исламской общины.
Я позвонил имаму домой, и он предложил встретиться у них в офисе. Со Стенман мы договорились, что на всякий случай разговор в основном буду вести я.
Имам производил впечатление мягкого человека. Он носил очки в тяжелой оправе. Возраст определить было сложно, но я решил, что ему лет пятьдесят. Я подумал так потому, что борода, которая не очень шла к его круглому лицу, уже начала седеть. Имам был одет в молодежный свитер, что несколько не сочеталось с его положением.
— Вы сказали, что вам нужна моя помощь. Чем могу помочь?
Он говорил на почти безупречном финском. Я видел его в какой-то телевизионной передаче и знал, что он живет здесь уже больше десяти лет.
— Надеюсь, для начала вы сможете опознать одного человека.
Я протянул ему фотографию трупа, обнаруженного на рельсах. Изображение было отретушировано, чтобы скрыть травмы от столкновения с поездом и землей. Имам поправил очки и пристально посмотрел на снимок.
— Я видел его однажды в мечети, но не знаю имени. Мне показалось, что он француз, поэтому я и запомнил его. Он погиб?
— Вы знаете, у кого он гостил?
— Нет. Возможно, ни у кого. Вполне вероятно, он просто пришел помолиться и встретиться с братьями по вере во время поездки в Финляндию. Такое случается часто.
— Почему вы подумали, что он француз?
— Кажется, кто-то сказал, не помню кто. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.
Я дал имаму еще три фотографии:
— А эти?
На этот раз на лице имама отразились беспокойство и печаль.
— В новостях говорили о них?
Я утвердительно кивнул.
— Они все погибли?
— Да.
— Это для меня печальный день, по многим причинам. Да будет милостив к ним Аллах.
— Вы знаете кого-то из них?
Имам помедлил, но затем показал на фотографию Али Хамида:
— Он был хорошим мусульманином, часто посещал мечеть, вся семья там бывала. Все они — хорошие люди, добропорядочные финны. — Имам достал из кармана клетчатый платок и отер лоб. — Я очень боюсь, что это принесет нам немалые неприятности. У людей много предрассудков по отношению к мусульманам. Финляндия хорошо приняла нас, мы не хотим отвечать злом на добро. Вы можете быть уверены, что подавляющее большинство мусульман, живущих в Финляндии, как и Коран, осуждают насилие. Очень печально, если нас сочтут причастными к этим кровавым преступлениям. Я всегда говорю, что насилие порождает еще большее насилие.