Ариэль
Шрифт:
— Я весь внимание.
— Адвокатская контора «Кафка & Оксбаум». В качестве контактного лица указан магистр права Эли Кафка.
— Я не отстраняю тебя, но дела фирмы Али Хамида пусть проверит Симолин, — сказал Хуовинен, стоя у окна.
Всегда, когда приходилось принимать непростые решения, он вставал, взглядом проводил инвентаризацию находящихся в помещении предметов и, подходя к окну, неотрывно смотрел в него.
— У следователей по экономическим преступлениям в составе криминальной полиции хорошие контакты с Эстонией, с тамошней полицией и налоговыми органами.
— Откуда Хамид мог узнать о «Балтик инвесте»? — спросил я, обращаясь скорее сам к себе.
— Возможно, эта информация крутится в среде иммигрантов. Если, например, ему не дали кредит здесь, он мог попытаться получить его в Эстонии.
— Жена ничего не знала о кредите. И Хамид не мог предоставить никакого залога.
— Думаю, так принято в этой культуре. А залогом могла служить сама фирма и оборудование. Заем не очень большой. Или кто-то из друзей Хамида выступил поручителем и предоставил гарантии для получения кредита.
Мое представление о кузенах Хамидах, в особенности об Али, уже несколько раз радикальным образом менялось. Сначала он был хорошим семьянином, мусульманином и прилежным трудягой, потом превратился в наркоторговца и стукача полиции государственной безопасности. Я вспомнил также, что о нем сказал Хусейн Махмед: Хамид был опасным человеком.
Если бы в этот хор так гармонично не вписался начальник службы безопасности израильского посольства Клейн, то я был бы уверен, что речь тут идет о заурядной торговле наркотиками.
Глава 19
Дядина квартира занимала треть последнего этажа. Гостиная выходила на море, и меж деревьев был виден Гребной стадион и Морской гребной домик, [32] на причале суетились люди, убирали лодки на зиму. В 1992 году уже в ночь на пятнадцатое октября температура упала до семнадцати градусов мороза, и вода у берега замерзла. Судовладельцы об этом не забыли. Катера заблаговременно вытаскивали на берег и прятали под навесы.
В гостиной находился камин, перед ним стояли курительный столик и два покрывшихся патиной клубных кресла. Кресла пропахли сигарным дымом, хоть дядя и бросил курить уже много лет назад, когда у него усилилась астма. Возможно, он иногда позволял курить гостям, получая возможность хоть как-то прикоснуться к утраченному удовольствию.
32
Гребной стадион и Морской гребной домик — спортивные сооружения, построенные в Хельсинки к Олимпийским играм 1940 г., которые были отменены из-за войны.
Я сидел в кресле и ждал, пока дядя переоденется.
— Ты который бы выбрал?
Дядя держал два галстука — один винно-красный, другой темно-серый.
— Красный.
Дядя повязал красный галстук и улыбнулся собственному отражению, золотые коронки сверкнули в зеркале.
— Готово.
Когда я встал с кресла, он надул щеки и издал свистящий звук.
Я подал дяде пальто.
— Я много думал об этом деле, но могу сказать лишь одно — речь идет об очень серьезных вещах. То, что ты рассказал о своем брате, меня, по правде говоря, не удивило. Я слышал о его бизнесе. Но то, что один из убитых
— Для меня тоже. И новость крайне неприятная.
— Ты можешь быть уверен, что к убийству твой брат не имеет отношения. Он не рискнул бы впутаться во что-либо подобное.
— Я верю, но, возможно, он и сам не знает, во что ввязался.
— Это может стать интересной темой для обсуждения сегодня вечером, — улыбнулся дядя. — Извини, что я шучу такими серьезными вещами, но Эли и убийство — понятия трудно совместимые.
Я придерживался того же мнения. Поэтому мне было не смешно.
Когда мы приехали к Эли, гости уже собрались. Силья, жена Эли, вышла нас встретить и обняла сначала дядю, а потом меня.
— Замечательно, что смог прийти, у тебя ведь столько работы.
Если бы передо мной посадили целый ряд женщин средних лет и мне нужно было определить, кто из них миллионерша, я бы побился об заклад, что это Силья. Она была брюнеткой с пышными формами и на первый взгляд походила на работницу, которая выполняет работу фермера, решившего отдохнуть. Однако, присмотревшись, можно было обнаружить неброские, едва приметные признаки богатства. Когда у женщины есть неограниченная возможность привлекать к себе внимание, это обязательно в чем-то проявляется. Помимо внешних атрибутов, в ней читалась обусловленная деньгами и не проявляющаяся в каких-либо жестах внутренняя уверенность в себе.
Мне Силья всегда нравилась. Она была дружелюбной, решительной и полной юмора.
Хорошо воспитанные дети — Этель и Лео, которому я приходился сандаком, — тоже вышли поздороваться с нами.
Эли представил дяде Макса.
— Дядя, ты ведь наверняка помнишь Макса Оксбаума?
— Ты полагаешь, я начинаю впадать в маразм?
— Разумеется, нет.
Я знал, что дядя не любит Макса. Трудно сказать, в чем тут причина, возможно, просто в том, что Макс нахальный, самодовольный и очень громкоголосый. Каждое из этих качеств раздражает большинство людей, а у Макса они наличествовали все. Эту комбинацию, которую дополнял относительный финансовый успех, выносить было трудно.
Макс следил за тем, чтобы его крохотная жена Рут лишний раз не высовывалась из-за широкой спины мужа. По-моему, Рут была чудаковата. Ничем иным невозможно объяснить то, как она восхищалась Максом, что бы тот ни делал. Рут относилась к Максу скорее как мать, чем как жена. Даже если бы Макса застигли на месте убийства с дымящимся пистолетом в руке, Рут немедленно поверила бы, что ее золотце подставили и оговорили. А застав мужа на проститутке, она бы ни на секунду не усомнилась, что Макс просто споткнулся с расстегнутой ширинкой.
Эли налил всем выпить и подошел ко мне:
— Можно тебя на минутку.
Он взял меня за плечо и увлек к себе в кабинет.
— Хочу дать тебе совет на правах старшего брата. Ты, похоже, не понимаешь, какое оскорбление нанес своим поведением.
— Что ты имеешь в виду?
— Зильберштейн принял все так близко к сердцу, что собирается написать о тебе в общинную газету… Он считает, что своим нежеланием сотрудничать и сокрытием информации ты поставил под угрозу синагогу. Кроме того, посол Израиля неофициально выразил неудовлетворенность стилем работы полиции Финляндии, под которой он имел в виду тебя.