Арийские мифы русов
Шрифт:
По всей видимости, на Руси, как и в других местах, имелся персонаж аналогичный греческому Посейдону или Нептуну. Ему в день «открытия вод» приносили человеческие жертвы. Дабы он не топил рыбаков, не утаскивал купальщиков. После того, как жертва сотворена (или ее замена в виде куклы Купалы и Мары), разрешалось купаться в речках и озерах. День 23 июня в поздние времена назывался днем св. Агрипины или Аграфены купальницы. Это было официальным открытием купального сезона.
Очевидно, на Руси был и свой водяной царь. Образ его трансформировался в водяного — хранителя водоемов. В сказках его имя звучит как Иван Водович или Иван Третий, Третьяк. Такое имя не случайно, Третьяк является хозяином третьего мира (небесный, земной, водный или подземный). Стихия
Однако Третьяк после того, как Иван-царевич оказывает ему услугу, соглашается помогать ему. С его помощью Иван-царевич спускается в нижний мир и добывает там неисчислимые богатства: злато-серебро, а также живую воду. При помощи живой воды он преодолевает смерть и возвращает к жизни свою невесту.
Само слово Третьяк родственно греческому Тритону — хозяину потока, а также древнеиндийскому Trita Aptya — «Трита Водяной». Имя Trita, вероятно, обозначает «третий» — третий подземный мир, третьего брата; оно восходит к индоевропейскому корню «трит». Не исключено, что древнерусский Третьяк имел три головы…
Вот, оказывается, кого сразил храбрый Егорий в образе дракона, когда решил напоить коня — трехголового царя подземного мира…
Перед нами оживают древние образы из сказаний и легенд, когда мы прикасаемся к наследию народному. Вода в мифах и сказках мыслится не просто как вода, а как символ женского начала. Огонь и вода порождают жизнь.
В древней иудейской легенде сотворение мира представлено в виде птицы, символизирующей воду, которая высиживает яйцо… Таким образом, метафора поднятия земли со дня первичного океана наполняется иным смыслом. Земля выглядит как чудесное большое яйцо, вышедшее из первозданных вод космоса. Брачный союз неба, как мужского начала, и земли или воды, как женского, широко распространен и в индоевропейской мифологии.
Плодоносящее «мужское» семя, проливающееся на землю в виде дождя, заставляет землю рожать. Эта метафора характерна и для хананейско-финикийского бога Балу (Баал-Хаддада), и для древнерусского Перуна…
Ритуальное омовение, таким образом, символизирует акт возрождения природы, а на уровне человека является вторым рождением. Недаром купель установлена во многих храмах и молельных, принадлежащих самым разным конфессиям. Несомненно, купель — купальня — была и в языческих капищах. Существует даже некое созвучие в произнесении слов купальня, кумирня. Что, конечно, как вы уже догадались, родственно имени Ивана Купалы. Быть может, в древних кумирнях, посвященных богу воды как воплощению живородящего начала, были установлены статуи Купалы? Быть может… Да и сама купель, понимаемая как купальный священный водоем, посвящалась богу. Наверное, купаясь в таких священных водоемах, люди верили, что это поможет им родить много детей…
О связи Купалы с деторождением косвенно свидетельствуют пословицы и поговорки, а также народные приметы: «Сильная роса на Ивана, к урожаю огурцов».
В русской легенде об Иване да Марье рассказывается о том, как в далекой сторонушке встретил парень девицу. Полюбилась она ему. Дело молодое, сыграли свадьбу. Прошел месяц женитьбы, и тут Марья говорит мужу, что приснились ей ее родители, не иначе как надо съездить навестить родную матушку с родным батюшкой. Слово за слово, тут и выяснилось, что Марья да Иван из одной сторонки происходят, из одной деревеньки и из одной семьи, что родители у них общие. «Что же мы наделали», — воскликнул Иван, — не будет нам прощения ни от родителей, ни от людей, ни от Бога!
Наутро они ухали из города, а куда — бог весть…
Эта легенда представляет, несомненно, более поздний вариант мифа. В иных, более ранних вариантах
Как видим, перед нами типичная история «несчастной» любви, чем-то похожая на «Ромео и Джульетту» Шекспира. С той лишь разницей, что у Шекспира вражда между двумя семейными кланами делает из молодых отверженных.
В балтийской мифологии, в ее более древней части присутствуют брат и сестра — дети солнечного божества. Они соответствуют русским Ивану да Марье. Затем брат «раздваивается»… и в более поздних мифах и легендах фигурируют уже два брата. Так в латышской народной поэзии присутствует сюжет о том, как два брата-близнеца, дети Диеваса влюбляются в свою сестру — Saules meita — «дочь солнца» (имя Саулес созвучно русскому слову солнце). Они катают свою сестру по очереди на яблоневой лодке по небу, зажигают на море два огня и едут к ее дому на двух конях.
Таким образом, два коня становятся символом двух братьев-близнецов, соперничающих из-за сестры. Этот мотив встречается во всей индоевропейской мифологии, в частности в изображении двух коньков на крышах изб.
В латышской мифологии два брата-близнеца фигурируют как божество удачного урожая Юмис. Слово «юмис» также означает «двойчатку» — сросшиеся колосья пшеницы, плоды картофеля, яблоки, орехи…
У Юмиса есть жена — «зерновая матушка» или «житная баба» Юмала (очевидно отсюда и происходит название города Юрмала). У этой странной пары есть дитя — Юмалень.
Очевидно, в римской мифологии божественным братьям-близнецам Юмисам соответствует божество Янус. Янус в песне салиев представлен как демиург, создатель мира, вращающий его ось. В римских мистериях он именовался как «царь священнодействий», первый среди жрецов. Обычно Януса изображали с двумя ликами, смотрящими в разные стороны. Отсюда выражение — двуликий Янус. В Риме Янусу была посвящена двойная арка, одни ворота которой открывались во время мира; когда объявлялась война, эти ворота закрывались и открывались другие — «врата войны». Вообще Янус древнейшее божество входов и выходов, его изображали с множеством ключей или пальцев (365), что соответствовало числу дней в году. При обращении к богам имя Януса упоминалось первым. Очевидно, он отворял двери в небеса и затворял их, а также двери в преисподнюю… Быть может, жреческая практика первым упоминать во время богослужения имя бога Януса вошла и в современную лексику. Мы, прежде чем назвать свое имя, говорим или слышим от других слово «имя». Очевидно, прежде это самое слово означало имя первого божества, прародителя людей: Имир, Юмис, Йимак, Яма и т. д.
Древнеиндийская мифология также предоставляет нам большой простор для аналогий подобного рода. Индоарии почитали владыку царства мертвых Яму. Он является сыном солярного божества Вивасвата. «Ригведа» содержит диалог близнецов — брата Ямы и его сестры Ями, в которой сестра склоняет брата к инцесту, чтобы иметь потомство. Однако Яма отказывается. Может быть, именно поэтому он становится первым человеком, который умер. До этого на Земле обитали бессмертные боги. Он по праву своего первенства становится царем мертвых — «собирателей людей». С тех пор Яма в своем подземном мире готовит «места упокоения» для усопших. Яма, согласно мифу, добивался в борьбе с врагами бессмертия, и, похоже, получил его с условием «пожизненного» пребывания в царстве смерти. Теперь Яма в своем подземном убежище дарует людям забвение от бед и хлопот мира, к которому они успевают привыкнуть за недолгую свою жизнь. Дабы никто не мог проникнуть в обитель мертвых раньше срока, вход в подземелье стерегут два четырехглазых пса. Эти псы по ночам бродят в мире людей, высматривая себе добычу.