Аркадиана
Шрифт:
– - Почему в перьях?
– спрашивает Вера.
– - Потому что так говорят.
– - А.
Мне как-то нехорошо. Причем я не пойму: то ли вообще, то ли после вчерашнего. Нужно идти домой, сварить жирный борщ и слопать две тарелки как минимум. Сил только нет варить. Коньяк был лишний... и Мишка лишний... все лишнее.
Капуста жестковата, но мы набрасываемся на борщ, как питомцы провинциального зоопарка на объедки. Заметно лучшеет. Природа вокруг как-то гармоничнее... Вера заливисто хохочет.
– - Ну ты его удивила!
–
– она снова закатывается.
– Надо было еще...
– и она фантазирует, что надо было сделать, нечто такое, от чего краснеет, приближаясь к ценным породам дерева, даже мой дровяной шкаф.
– Надо было еще нам двоим договориться, и с двух сторон... Ой, уморила!
– - Это был экспромт, - оправдываюсь я.
– По ситуации. Человек спал. Надо же было его разбудить. Может, ему теперь и в самолете не так страшно...
– - Нет, здорово! Здорово!
– кричит Вера.
– Теперь он уж точно тебя не забудет.
Раздается звонок в дверь. Мы замолкаем. Когда я открываю, откуда-то чуть не валится Валентина Михайловна, которая всем телом норовит оттеснить меня от дверного проема, чтобы заглянуть в квартиру.
– - Нина, - говорит она с лицемерным испугом, напирая на меня своими формами.
– Что такое, кому-то плохо? У вас такие звуки...
Так я и поверила. Когда действительно плохо, тебя не дозовешься... В переводе это тонкий намек на то, что мы ей мешаем - заодно со следовательским интересом.
Тут раздается сиплый приглушенный голос у меня за спиной.
– - Товарищ! Заходи, товарищ!
Я оборачиваюсь. Вера подмигивает одним глазом и приглашающе гребет руками, как пловец, лишенный бассейна. Валентина Михайловна, воспользовавшись моим недоумением, вторгается в прихожую.
– - Товарищ!
– сипит Вера.
– Дай денег на подпольную типографию!
Валентина Михайловна, сделав поворот в воздухе на сто восемьдесят градусов, вылетает как ошпаренная. Я виновато бормочу ей вслед:
– - Извините, она так предана нашему делу, так предана...
Оставшись вдвоем, мы валимся на диван и хохочем минут пять. Потом громко и довольно поем "Вихри враждебные веют над нами". Процесс увлекает - сто лет я среди этих ревнителей общественного порядка не пела во весь голос. Напоследок исполнив "Последний матрос Севастополь покинул" мы достаем карты и играем в подкидного. Проигравший кукарекает. Не знаю, как трактует Валентина Михайловна эти звуки. Боюсь даже вообразить... Кукарекать надоедает тоже, мы затихаем и лениво перебрасываемся картами просто так. Звонит телефон. Я сквозь зубы говорю "Алло", ожидая, что это еще кто-нибудь, недовольный фонограммой. В трубке слышен музыкальный грохот типа "бенц-бенц", пьяный смех, и нетвердый мужской голос хрипит:
– - Девчонки! Привет! А мы к вам сейчас придем...
У меня аж сердце обрывается с перепугу. Не хватало только пьяной компании. Абсолютно незнакомой к тому же. Этот голос я не идентифицирую.
– - Кто мы?
– спрашиваю я.
– И сколько вас?
– - Мы в тридцать втором. Мы сейчас
Я ничего не понимаю.
– - Вы куда звоните?
– спрашиваю я обалдело.
– - Как куда? В двадцать пятый. Девчонки, не притворяйтесь...
– - Вы ошиблись, - говорю я с облегчением и вешаю трубку. Общага. Или гостиница какая-нибудь для гастарбайтеров. Телефонную станцию на Митинском рынке купили краденую, а программировал сантехник - другого технического работника не нашлось...
Не успеваю я отойти, телефон звонит опять.
– - Девчонки, - вкрадчиво говорит тот же голос.
– Мы сейчас все равно придем.
– - Да ошиблись!
– говорю я сердито.
– - Не притворяйтесь, девчонки. У нас есть шампанское. И дыня. Медовая дыня, узбекская... Лично выбирали на Алайском базаре...
– - С нитратами?
– спрашиваю я из одного любопытства.
– - Какие нитраты! Чис-тей-ший экологический продукт...
– - Ну ладно, приходите, - соглашаюсь я и добавляю строго.
– Только чтоб все были мытые и в чистых рубашках. Знаю я...
– - Девчонки... Обижаете... Мы сейчас...
Я вешаю трубку. Интересно, куда они придут, и кто их там встретит.
– - Что с нитратами?
– с интересом спрашивает Вера.
– Кто чистый?
Не успеваю я объяснить ситуацию, как телефон звонит в третий раз. Неужели уже пришли? Быстрые, неймется, видать...
– - О господи, - говорю я в трубку.
– Ну что непонятно?
– - Непонятно-то чего?
– спрашивает Ирка, не удивляясь ни секунды.
– Когда за рыбкой придешь?
– - Сегодня, - говорю я, подумав.
– Ир, когда узбекским дыням сезон?
– - Летом, - говорит Ирка, опять без промедления. Хорошо человеку, у которого есть ответы на все вопросы.
– - Это я без тебя знаю, - говорю я.
– - Что опять предлагают?
– спрашивает Вера, когда я кладу трубку.
– - На этот раз камбалу, - отвечаю я.
– Хочешь жареной камбалы?
– - Хочу!
– кричит Вера.
Снарядившись, мы идем в поход за камбалой. Ирка смотрит на наши физиономии цвета бампера у электрички весьма скептически.
– - Да, тетки, - говорит она.
– Глядеть на вас - аж душа радуется.
Потом мы возвращаемся, жарим камбалу, едим, запиваем остатками портвейна, в общем, блаженствуем.
– - Не вздумай идти ни в какую госконтору, - убеждает меня Вера.
– Ты себе не представляешь, какие там извращенцы. Там ж ни одного нормального человека не осталось. Все, кто что-то мог, давно разбежались. Там одни нелюди... Я тебе скажу точно, с бандитами иметь дело куда проще. Конструктивнее...
Я киваю головой. Я и не собираюсь идти в госконтору. Я никуда еще не собралась. Но лучше иметь девять тысяч в месяц и ничего не делать, чем иметь меньше и работать. Меньше - потому что, думаю, Георгий Александрович немедленно отменит мое пособие, как только узнает, что я пристроена. За что ж платить-то - это Саше неудобно будет... приезжать вечером придется... да еще я буду усталая... нет, некачественные услуги солидные бизнесмены не оплачивают.