Аркадиана
Шрифт:
Я отрезаю край квитанции с непонятной записью, зажимаю в кулаке, беру сумку и выхожу из дома. В лифте я повторяю. Красный, желтый, зеленый... Каждый охотник... нет, стоп, это не каждый охотник... и не охотник вовсе... Надо немного пройтись и успокоить нервы. Я иду, грызу семечки и сплевываю в через плечо. Рядом со мной тормозит автомобиль, и я отшатываюсь. У нас могут задавить где угодно, хоть посреди газона. Откидывается дверь. Это уже знакомая мне синяя иномарка. Какая - опять же непонятно.
– - Торопишься?
– спрашивает ее хозяин, обращаясь ко мне. Вид у него довольно свежий, то есть вечеринка была в рамках приличия.
– - Ну как сказать...
– отвечаю я неопределенно.
– - Садись, подвезу.
Я довольно влезаю в машину и откидываюсь на сидение. Остатки семечек приходится опустить в карман.
– - А может, мне в другую сторону, - говорю я.
– - Ничего, я не тороплюсь, - отвечает мне водитель.
– Я сегодня все равно задержался. Надо было привести себя в порядок...
И он трогается с места. Я рассматриваю его краем глаза. На правой руке у него обручальное кольцо (кто бы сомневался, небось, жена с детьми на даче), одет он свободно и не дешево. Летние брюки и шелковистая трикотажная рубашка. Может позвонить себе отсутствие костюма с галстуком... Пока я суммирую наблюдения, он нажимает кнопку, по салону разносятся мерзкие звуки какой-то радиостанции. Как в маршрутке, ей-богу.
– - Между прочим, как тебя зовут?
– спрашивает он.
– - Здрасте, - говорю я.
– Вчера так трогательно познакомились, а ты ничего не помнишь...
Я-то знаю, что его зовут Антон. Если консьержка не путала.
Антон растерян. Он в недоумении оборачивается. Его мысленная ревизия памяти видна невооруженным глазом. Он силится понять, каким образом, будучи не сильно пьяным, он упустил такую подробность.
– - Ну вспоминай, Антоша, вспоминай, - говорю я хладнокровно, поправляя подол.
– Вот и знакомься с вашим братом, только и слышишь на другой день: а ты кто такая? А тебя как зовут?
Он усмехается.
– - Ну до такого знакомства, - говорит он.
– У нас вчера не дошло.
– - А ты точно помнишь?
– спрашиваю я томно.
– - Точно, - говорит он спокойно.
– Кстати, вот я послушал тебя вчера насчет рыжей... теперь сам не рад.
– - Чего ж ты слушаешь, кого попало, - отвечаю я.
– Тебе, знаешь, насоветуют... В таких вещах только себя надо слушать, никого другого.
Он выезжает на улицу, мельком смотрит на меня и фыркает.
– - Шучу, - говорит он.
– И все-таки, как тебя зовут?
– - Ну Ниной, - отвечаю я.
– - Не врешь?
Этот вопрос меня веселит. Даже я таких не задаю. Не все, значит, для меня потеряно.
– - А смысл?
– спрашиваю я.
– - А ты так дружишь
– в тон отвечает он.
– По тебе не заметно.
– - Мало того, что ты склеротик, ты и грубый к тому же, - говорю я.
– Хорошо. Меня зовут Агафоклея.
Он поднимает ту бровь, что с моего бока.
– - Нина мне больше нравится, - говорит он.
– - Тогда чего спрашивать лишний раз?
– говорю я, пожимая плечами.
– - Насчет рыжей я тоже пошутил, - говорит он, глядя на дорогу.
– Не было ни рыжих... ни зеленых... никаких. Я вообще человек добропорядочный.
– - Это что, предупреждение?
– спрашиваю я.
Он усмехается.
– - Настоящих женщин бесполезно о чем-либо предупреждать, - говорит он.
– - Уклончиво, - говорю я, подсчитывая на пальцах варианты значения этой глубокомысленной фразы.
– Ты хоть и добропорядочный, но шулер, - при этом я не выдерживаю и лезу за семечками.
– Я не спросила, у тебя нужно пристегиваться?
– - Как хочешь, - отвечает он.
– Жизнь твоя. Куда едем?
– - Пока в центр, - говорю я.
– А там видно будет.
– - Поехали, альтернатив нет, - говорит он. Я соглашаюсь. Альтернатив действительно нет, дорога до центра одна - Ленинградка, и та в глубоком параличе, как обычно. Я смотрю в окно и попутно заглядываю в кулак, повторяя цвета. Зачем это нужно - не пойму...
– - Что ты замолчала?
– спрашивает он через какое-то время.
– Ты как-то вроде приуныла.
– - Да вот думаю, как общаться с добропорядочным человеком, - говорю я и проверяю, хорошо ли я сделала маникюр.
– - Что, опыта нет?
– спрашивает он.
– - Нет, - говорю я.
– Как-то не попадались... Вот пытаюсь припомнить хоть одного...
– тут у меня портится настроение.
– - Вспомнила?
– спрашивает он, следя за мной.
– - Вспомнила, - говорю я мрачно.
– Отца. Только ты на него не похож.
Мы согласно замолкаем. У меня пропадает охота шутить.
– - Ладно, - в конце концов говорю я.
– Если у меня не дай бог возникнет глубокое чувство, я тебе вовремя скажу, чтобы ты держался подальше.
Он с полуулыбкой думает о своем.
– - Ну одолжила, - говорит он.
– Где ж найдется мужик, который согласится.
– - Ты не знаешь мужиков, - говорю я.
– Там, где дело касается тонких чувств и сложных внутренних переживаний, они бегут прочь как ошпаренные.
– - Тебе виднее, - говорит он, продолжая загадочно улыбаться. На его полном лице улыбка выглядит по-доброму, хотя это может быть обманный эффект от жировых складок. Впрочем, маньяком не выглядит... Глазки ленивые...
Он довозит меня не только до центра, но до самого здания.