Аромат крови
Шрифт:
Еще разок испытав диван на прочность, Тухля капризно заявил:
– Пухля, я есть хочу. Сделай хоть чаю…
Что-то это прозвище сильно досаждало, даже в исполнении лучшего друга. Ванзаров честно признался, что у него шаром покати. Хлебной крошки нет, и даже чаинки не завалялось.
– Будь сыт любовью. Тебе полезно.
Сердечный друг принялся многосложно жаловаться на судьбу, обвинять женщин вообще и жену в частности. Но вскоре речь его стала путаться, и он совершенно наглым образом заснул. Поглядев на храпящую тушу, Родион убедился, что делать ему дома нечего, а думать – все равно нет сил.
Тихо затворив дверь, он отправился в участок.
Господина
– Чем могу быть полезен, Родион Георгиевич?
Вздорный юноша потребовал открыть комнату полицейского телеграфа, чтобы послать срочное сообщение. Редер его бы самого послал с большим удовольствием, но важный статус юного негодника не позволял рта открыть. Покорный чиновник отворил клетушку и включил аппарат.
Депеша потребовалась аж в русскую миссию в Вене. Редер отстучал текст:
[Прошу на срочную связь чиновника Ванзарова ТЧК] [13]
Телеграф помолчал, катушка с лентой закрутилась, напечатались слова:
[У аппарата Ванзаров ТЧК]
К счастью, брат оказался на дежурстве. Родион продиктовал новую депешу:
[Вам знакома барышня Вероника Лихачева ВПР]
Ответ пришел немедленно:
13
Телеграфные сокращения: ТЧК = «.»; ЗПТ = «,»; ВПР = «?»; ВСКЛ = «!».
[Родион ЗПТ тебе делать нечего ВСКЛ]
Что еще ожидать от старшего брата? Ну, ничего, у сыскной полиции есть методы и на старших братьев. Не дрогнув, Родион продиктовал:
[Дали слово помогать первому требованию полиции ТЧК]
Аппарат ответил:
[Не занимай казенный телеграф ВСКЛ]
Но Родион не отступил:
[Мне нужен ответ ТЧК]
За что и получил:
[Вернусь ЗПТ убью тебя лично ВСКЛ]
Ванзаров немедленно ответил:
[Благодарю ТЧК Вам знакома барышня Эльвира Агапова ВПР]
Из Вены пришла грозная депеша:
[Младший брат это наказание ТЧК Конец связи ТЧК]
В этом вопросе Родион придерживался иного мнения. Только старший братец может шутить над сыскной полицией и вообще считать розыск дурацкими играми. Конечно, на фоне судеб Европы и разных дипломатических баталий куда ему разглядеть смерть ассистентки фокусника с надписью на руке.
Эти и прочие печальные мысли одолевали Ванзарова, но тут из глубин участка донеслось нежное и грустное пение, от которого рыцарское сердце наполнилось тоской. Буквально за душу брало, хотя из всех слов Родион понял только: «Миссисипи».
– Кто поет?
– Это господин Лебедев задержанного слушает. Уже час развлекается. Голосистый негр попался.
Усталость подкашивала,
Зрелище действительно стоило, чтоб на него продавали билеты. На пороге распахнутой камеры, еле помещаясь в проем клетки, стоял эбонитовый красавец в добротном, но помятом костюме и выводил голосом фантастические напевы. А на арестантской койке развалился Лебедев, глубоко проникаясь странной музыкой. Певец взял длинную октаву и затих.
– Браво! – сказал криминалист, угощая солиста сигаркой. – Wonderful!
Негр почтительно поклонился.
– О, Ванзаров, как вовремя! Знакомьтесь: гениальный певец мистер Вагнер Лав из солнечного Сан-Франциско.
Услышав свое имя, негр растянул губы в ослепительной улыбке и поклонился вновь. Родион ответил тем же, но шепотом, словно заключенный мог понять, спросил:
– Что он делает в «сибирке»?
– Это трагическая история! – сказал Лебедев, доставая новую сигарку.
…Мистер Лав прибыл в Петербург на гастроли с негритянским хором духовного пения. В программе значились не только божественные гимны, но и народные блюзы, что для России было в новинку. Хор состоял исключительно из женщин, мистер Лав был единственным баритоном, заодно и мужчиной. За время поездки вид поджаристых булочек строгих правил довел его до того, что молодой и неженатый мужчина уже лез на стену. И вдруг на дневном концерте он приглянулся роскошной белой женщине. Мистер Лав не смог устоять пред искушением, потому что жадно рвался к нему. Но случилось невозможное: руководитель хора – заядлый пастор – откуда-то узнал о проступке, который был объявлен «гнусностью». И солиста безжалостно выгнали вон. Он бы подался к обольстительнице, но не знал, где ее искать: бурное свидание случилось в номере какой-то гостиницы, она исчезла, не оставив адреса. И вот мистер Лав очутился в холодной России без денег и паспорта, который остался у пастора. Что оставалось? Он собрался заработать несколько монет пением на улице. В Сан-Франциско это можно. Но у нас нравы строгие, беднягу сгребли в участок за попрошайничество. В общем, еще одна невинная жертва женского коварства.
– Из-за любви такой талант страдает, – вздохнул великий Аполлон. – Бедный старина Вагнер. С ним хоть английский вспомнил. А то ведь никто не знает.
– Вагнер – это имя или фамилия?
– Да какая разница, коллега, когда такой голосище…
– Как его хор называется? – спросил знаток театральных афиш.
– «Spartacus».
Имя знакомо. Но было в нем что-то красно-белое, как кровь на белой скатерти, исключительно неприятное уху петербуржца. Но это так, в глубинах души.
– Передайте мистеру Вагнеру или Лаву мое уважение, – сказал Родион. – Поет роскошно.
– Может, освободите своею властью?
– Пусть сидит. Все равно ему деваться некуда. Тут тепло и накормят… Аполлон Григорьевич, вопрос один маленький…
Пожав лапищу певца и закрыв за ним решетку камеры, Лебедев нахмурился:
– Ну, начинается!.. Ночь на дворе, а кума за свое. Неуемный вы какой-то!
– Правда один.
– Знаем мы вас, были вы у нас. У нас после вас самовар пропал… – И великий Аполлон демонстративно сигарку спрятал.
– На лице Лихачевой были веснушки?
– То есть lentigo? – переспросил криминалист и задумался, дольше, чем полагалось великому знатоку. – Она рыженькая, значит, должны быть… Не лень и в морг вернуться, но уверен: кожа лица чистая. А в чем дело?
– Орсини уверяет, что у ассистентки были веснушки. Это мелочь, но надо понять, что с ней делать.
– А что нам говорит логика?
Логика в этом случае как раз предпочитала помалкивать. А вот из недр приемного отделения нарастал какой-то шум. Дверь в тюремный коридорчик распахнулась, и вконец разозленный Редер доложил: