Артемидора
Шрифт:
Две молекулы в сосуде, демонстрирующем броуновское движение, рано или скоро столкнутся - таким свойством обладают толкающие их в ребро демонята Максвелла. Так говорила аббатиса Бельгарда, когда от неё просили прогноза.
Дальнейшие события перелицовывали всяк на свой лад, но основная версия принадлежала подруге аббатисы и звучала примерно так.
В один жаркий солнечный день утомлённый всадник заснул в чистом поле под ракитой... простите, на лугу прямо в тени своего скакуна.
Розовый, как в песне, конь имел приятно обтекающие формы без каких-нибудь излишеств, и двойное сиденье, обитое войлоком.
Его сон внезапно прервали резкая барабанная дробь и скрежет. Прямо по свежей полевице проехался бойкий двухколесный тракторишко с прицепом и жестяными флягами в нем; трепыхнулся и застыл прямо у ног байкера.
– Эй, ты чего тут делаешь, детка?
Всадник пробудился как-то враз - и открыл глаза чудесного аквамаринового цвета.
– Загораю. Не видишь, что ли?
Меццо-сопрано разбуженного отличалось почти контральтовыми обертонами.
С вышины тракторного седла на него взирал долговязый подросток в одежде послушника: дряхлая ряска с подсученными рукавами, штаны в пятнах грязи, рваные вдребезину башмаки почти без подошв. Вихры угрюмо-светлого оттенка во все стороны торчали из-под головного платка, повязанного на пиратский манер.
– Нашёл занятие, называется. Давай-ка завязывай с воздушными ваннами, а то здесь коровье стадо пройдёт во главе с быком лучшей бойцовой породы. Спиртяги тебе не влить по этому случаю?
– У меня соляр, не видишь, что ли, - байкер неохотно приподнялся на локте.
– Вон, приглядись как следует.
– Хорош, нечего сказать. И такой вот здоровущий розовый слоник на одном солнечном свете гоняет? Немудрено, что спёкся. Ему ж четыре часа подряд на средней скорости - и кранты.
– То не слон, а морской конь или даже кит, - мягко поправил байкер.
– Восемь часов без перерыва на третьей рассекать, а то и все десять. Не бесконечно, в этом твоя правда.
– О-о, тогда ясно. Ихней породе горючего и в самом деле не нужно. Как зовут?
– Белуша. Почти как белого дельфина, так рутенцы наших ба-фархов именуют. Одним солнцем жив, вон как глотает - по пластине прямо шарики за роликами, шарики за роликами...
Со стороны могло показаться, что оба спятили. Однако беседа двух дебилов означала всего-навсего то, что трактор послушника работает на техническом спирте с подсадками, а мотоскутер его собеседника - на новейших солнечных батареях.
– Мой тоже силён: водяру потребляет и от ухи по временам бывает не против. Так ты вот чего: давай ко мне чалься. Я тебя поближе к столбовой дороге подтяну. Канат имеется?
Канат мигом нашёлся: наполовину шёлк, на другую половину -
– Подарок учёной тётушки, - пояснил байкер, - она туго смыслит в биологических метаморфозах.
Послушник набросил петлю каната на крюк, мотор снова затарахтел, и тройная сцепка двинулась прочь, разбрызгивая влажную землю.
– Богато живёшь, - бросил через плечо тракторист.
– Тётушка, верно, готийская аристо, вынутая прямо из-под меча? Они нынче сильно восстановлением старого величия озаботились.
– Угм, - пробурчал байкер. Всё его внимание поглощал руль - поле кишело скрытыми выбоинами от копыт, замаскированными нежной зеленью. - А твои предки что, с моей тётушкой на помосте встречались?
– Угм, - ответили ему в том же духе. Последнее междометие заглушили дребезг тракторного тела, в котором внезапно заглохла жизнь, и нечто весьма похожее на ругань. Водитель спрыгнул с седла, подошел к товарищу по несчастью:
– Надорвалась колымага. Бывает с ней. Ничего, охолонёт чуток и пойдет, а мы сейчас и на руках дотянем. Ты, дева, подожди, пока веревка натянется, и толкай своего под жо... хм, нижний бюст, а я направлять стану.
Завел хилое плечико под дверцу трактора, раскачал корпус, поднатужился - и импровизированный поезд медленно двинулся к нужной точке. Дойдя, оба рухнули на обочину.
– А ты себя храбро держишь. Случись что, да не случись меня неподалёку...
– У меня и кроме Белуши защитник имеется.
Говоря так, байкер неторопливо перебирал растрёпанную косу. Дошел до самого конца и показал украшение: изящный кинжальчик в ножнах, с ремешками, которые вплетались в волосы.
– Ух ты, какой. Настоящий? Покажи.
"Аристо" вынул клинок. Это была так называемая воронёная сталь - с игрой всех оттенков серого н поверхности.
– Экстра-класс. Зовут-то как? Ты ему имя придумал?
– Не я. Он с самого рождения Бьярни. Бьёрнстерном крестили.
– Ужас какой.
– А тебя?
– Зигги. Можно Зигрид. Тоже не имя, а полная жуть.
– Рад познакомиться, Кьярт. Фу, и так горло пересохло, а тут выговаривай всякое.
– Может, молочка свежего? Турье, представляешь.
– Дикие коровы? Лихо. А, давай открывай, что ли.
Оба черпнули прямо из фляги. Байкер опрокинул в себя кружку и стал пить молоко, жадно двигая кадыком.
– Кьярт ведь... мужское имя, - внезапно осенило Зигги.
– Полностью Кьяртан. И клиночек у тебя бойцовский. Такие своей кровью полагается оживлять.
– А он и есть живой. Даже не наполовину, как остальные: совсем.
– Коса тоже на военный манер скручена.
– А как же ещё... Ой.
Кьяртан повернулся к собеседнику и оглядел того заново - от неряшливой стрижки до задубелых пяток.
– Я не она, но ты ведь тоже не он. Девчонка. Имя только странноватое.
– Думаешь, заливаю? Настоящее. Не монашеское, какие дают при постриге, и вряд ли им станет. Хочешь убедиться?
Она потянула кверху правый рукав. Кьярт воззрился на тусклый браслет из непонятного сплава с небрежно процарапанным "Zigrid Conversa".
– Конверса. Лаборанта. Это ж рабыня почти. Я даже не знал, что такое всерьёз бывает.
– Ничего. После одного случая мне лучше железо на запястье носить, чем десяток золотых штучек на пальцах.