Артист
Шрифт:
— Сгодится. Забираем наверх, позови ещё кого-нибудь.
— А её? — Йохан ткнул пальцем в Малиновскую.
— Пока отмоем и обратно, пусть сидит, дело ещё не дошло. Но почистите здесь, мы ж не дикари.
Спустились ещё двое мужчин, они связали Зое ноги, потом освободили руки и тут же снова завязали их за спиной, затем один из них, тот, что поздоровее, взвалил девушку на плечо и скрылся в люке. Зоя не сопротивлялась, казалось, она даже не понимала, что с ней происходит.
— Куда вы её? — спросила Варя.
— Потом покажу, — Генрих подмигнул, и полез наверх.
Двое мужчин снова спустились, связали Малиновскую по рукам и ногам,
Сергей ещё раз зашёл на почту в пятницу в десять утра. За конторкой телеграфиста сидела женщина лет двадцати пяти с облаком светлых кудряшек на голове, в блузке с отложным воротником и нарукавниках. Она бойко молотила по клавишам. До этого момента Травин считал, что телеграфист — профессия сугубо мужская, но, видимо, ошибался.
— Ещё одна пришла, — охотно сообщила блондинка, — сегодня с утра, от Льва Малиновского. Пишет, что ждёт и волнуется. Ефросинья Фроловна, вы в Бристоль ходили? Там артисты живут.
Пожилая женщина с синей сумкой, разбиравшая газеты, подтвердила, что уже два раза была в Бристоле, и Малиновская числится там как выбывшая.
— Непорядок, — сказала блондинка, — сейчас же дам обратную телеграмму, что адресат выбыл. Это ошибка служащих, товарищ, я им всыплю, как увижу. Федотов мог бы и сам догадаться, но он у нас из интеллигентов, с ними беда, а Василий Кузьмич пожилой, часто забывает. А вы кем гражданке Малиновской приходитесь?
— Случайные знакомые, — сказал Сергей, — вместе в одной картине здесь снимались, странно, вроде проводил во вторник, а уже пятница, поезд так долго не идёт.
— Ой, — телеграфистка теперь уже гораздо внимательнее посмотрела на Травина, — я же вас в газете видела, вы её спасли. Мы тут гадали, как это вы так удачно оказались на месте, где артистки падают.
— Ждал в кустах, пока случай не подвернётся, — пошутил Сергей.
Женщину звали Олеся Корнейчук, и она оказалась начальницей почтового отделения. На почте Травин задержался почти на час, сначала его напоили чаем с булочками, а потом провели экскурсию по всем двум этажам.
— Вот так и работаем, — вздохнула Олеся, — молодёжь вроде меня на почту не стремится, всё больше на комсомольские стройки да в науку, вон, Василий Кузьмич заболел сегодня, Федотов уехал в Кисловодск ногу лечить, приходится за них отдуваться самой. Хорошо, в Харькове на курсы телеграфистов ходила, могу подменить. У вас в Пскове как с этим?
— Справляемся, четыре телеграфиста, ещё двоих берём, молодые парни из Ленинграда, только что техникум окончили. Я-то сам в этом деле человек новый, если бы не заместитель мой, Циммерман, ни за что бы не справился. Ты как в Пскове будешь, заходи, я тебе тоже всё покажу и расскажу.
— А что, — Олеся лукаво взглянула на молодого человека, — может и буду.
Завадский жил в станице
На стук в дверь открыла полная женщина с маленьким ребёнком на руках, тот сосал большой палец и пускал слюнявые пузыри. Услышав фамилию Завадского, она махнула рукой в сторону флигеля.
— Там они сидят. А вы что, по поводу коровы али овец?
— Коров? — удивилась Кольцова.
— Вам же ветеринар нужен? — равнодушно спросила женщина.
— Да, собачку хотим полечить.
— Совсем с ума посходили, шавок лечат, как людей, — сказала хозяйка дома и захлопнула дверь, в сторону Травина она даже не посмотрела.
— Мы пришли к ветеринару, — Кольцова рассмеялась, потянула Сергея за руку, — это и есть твоя особа, приближённая к императору? Гигант мысли?
Завадский ждал их возле двери, он держал в руках золотые часы на цепочке и важно хмурился. При виде гостей он церемонно поклонился, пожал руку Сергею и приложился к руке Кольцовой. Одет был ветеринар в серый форменный сюртук, на петлицах три маленькие звёздочки стояли на одной белой линии, а на груди висел орден Станислава 3 степени.
— Без трёх минут двенадцать, — сказал он, — точность, достойная благородных людей. Пожалуйте, господа. И дама.
Он провёл гостей в комнату, где стоял круглый обеденный стол, застеленный жёлтой скатертью. Окна, несмотря на хорошую погоду, были плотно закрыты шторами, и единственными источниками света служили два канделябра со свечами. Завадский подождал, пока Кольцова сядет на стул, и уселся во главе стола в кресле с высокой резной спинкой.
— Да-с, — сказал он, и замолчал.
Молчал Завадский не просто так, а набирался сил. Дальше он выдал речь, в которой не прерывался ни на секунду. Себя он назвал предводителем дворянства Пятигорского уезда, посетовал, что другие люди благородного происхождения бороться с большевиками не спешат, а даже наоборот, верно им служат.
— Прислуживают, — с яростью сказал Завадский и треснул кулаком по столу. — Отворачиваются, подлецы, когда меня видят, забыли, кто они есть.
Затем ветеринар коротко обрисовал политическую ситуацию, прошёлся по городскому водопроводу и трамвайным линиям, а также состоянию храмов и присутственных, как он выразился, мест, в которых теперь обитали одни хамы и невежды. Травин с Кольцовой переглянулись, чтобы уйти, но Завадский наконец перешёл к сути.
По его словам, в окрестностях Пятигорска в условиях строжайшей конспирации действовала организация монархистов. Степень таинственности была такая, что одни члены команды ничего не знали о других. Всех их знал только сам Завадский и его двое ближайших помощников. В подтверждение ветеринар продемонстрировал тетрадь, где аккуратным почерком были записаны три десятка имён.