Артур и Джордж
Шрифт:
– Я бы посоветовал вам поднять сводки о преступлениях в Грейт-Уэрли и окрестностях за последние несколько лет. Были же… непонятные случаи. А еще советую вам объединить усилия с теми, кто досконально знает эту местность. Есть один весьма трезвомыслящий сержант… запамятовал его фамилию. Рослый, краснолицый…
– Аптон, сэр?
– Вот-вот, Аптон. Этот всегда держит ухо востро.
– Слушаюсь, сэр.
– А я в свою очередь прикомандирую сюда пару десятков специально обученных констеблей-добровольцев. Они поступят в распоряжение сержанта Парсонса.
– Двадцать человек!
– Двадцать человек – и к
Кэмпбелла мало волновали расходы. Он не понимал, как можно скрыть прибытие двадцати специальных констеблей, если в деревне слухи разносятся быстрее, чем по телеграфным проводам. Двадцать специально обученных людей, в большинстве своем незнакомых со здешними условиями, против одного местного, который просто-напросто отсидится дома, смеясь над этими чужаками. И потом, какое количество скота способны защитить два десятка констеблей-добровольцев? Сорок голов, шестьдесят, восемьдесят? А сколько всего голов скота в округе? Сотни, если не тысячи.
– Еще вопросы есть?
– Никак нет, сэр. Вот только… можно вопрос, не относящийся к делу?
– Спрашивайте.
– Портик этого дома. С колоннами. Как они называются? Вернее, как называется этот стиль?
По лицу Энсона было видно, что ни один кадровый офицер еще не задавал ему подобных вопросов.
– Колонны? Понятия не имею. Это по части моей супруги.
В течение нескольких дней Кэмпбелл изучал сводки преступлений, совершенных в деревне Грейт-Уэрли и ее глухих окрестностях. Ничего нового для себя он не обнаружил. Кражи, преимущественно хищения скота; нанесение разного рода телесных повреждений; несколько эпизодов пьянства в общественных местах и бродяжничества; одна попытка самоубийства; обвинительный приговор девушке за оскорбительные надписи на стенах фермерских построек; пять случаев поджога лесных угодий; письма с угрозами, а также несанкционированные доставки товаров на имя приходского священника; одна попытка развратных действий и два случая непристойного поведения. Насколько удалось выяснить, за последние десять лет нападений на животных не было.
Да и сержант Аптон, прослуживший в этих краях два десятка лет, не припоминал ничего похожего. Но заданный вопрос, к слову сказать, навел его на мысли об одном фермере, который уже отправился в лучший (а скорее, в худший, сэр) из миров, но был известен нежной привязанностью к своей гусыне; вы меня понимаете? Кэмпбелл пресек эти деревенские сплетни; он быстро распознал в Аптоне осколок тех времен, когда на службу в полицию с распростертыми объятиями принимали, считай, кого угодно, за исключением откровенно хромых, обездвиженных и полоумных. Аптона можно было расспросить насчет местных слухов и свар, но доверять такому не стоило, даже если бы он положил руку на Библию.
– Стало быть, вы уже сами дознались, сэр? – прохрипел сержант.
– У вас есть для меня конкретные сведения, Аптон?
– Да вроде бы нету. Но мы же с вами заодно. Велено поймать – поймаем. Не сомневаюсь, вы с этим делом разберетесь в наилучшем виде, инспектор. Недаром вы в Бирмингеме служили. Управитесь в наилучшем виде.
В Аптоне Кэмпбелл видел смесь хитрости, подобострастия и необъяснимой враждебности. Точно
Утром двадцать седьмого июня инспектор получил вызов на Куинтонскую шахту, где ночью изувечили двух ценных лошадей. Жеребец издох от потери крови, а кобылу, которой нанесли дополнительные увечья, пришлось забить в присутствии инспектора. Ветеринар подтвердил, что надрезы были сделаны тем же орудием – или, во всяком случае, точной копией прежнего.
Через два дня сержант Парсонс принес Кэмпбеллу письмо, адресованное «Сержанту полицейского участка, Хеднесфорд, Стаффордшир». Отправлено оно было из Уолсолла и подписано неким Уильямом Грейторексом.
С виду я сорвиголова, бегаю быстро и когда в Уэрли сколотили банду, меня туда втянули. С лошадьми и другой скотиной я обращаться умею, знаю как с ними расправляться. Мне сказали чтоб не увиливал, если жить хочу вот я и согласился, подошел без десяти минут три ночи, когда они обе лежали, но тут они проснулись и я каждой чикнул по брюху, но надрез почти не кровил и одна убежала, а вторая упала. Теперь расскажу, кто входит в эту банду, но без меня вы ничего не докажете. Одного фамилия Шиптон, живет в Уэрли, другой – носильщик, фамилия Ли, но этому пришлось отъехать и еще Эдалджи, стряпчий. Я покамест не сказал кто стоит за ними и не скажу, покуда не получу от вас гарантии, что мне ничего не будет. Неправда, что мы выходим на дело только в новолуние, Эдалджи орудовал 11 апреля, когда была полная луна. Я за решеткой не бывал и вроде как остальные кроме Капитана тоже, так что они наверняка отделаются легким испугом.
Кэмпбелл перечитал письмо. «Я каждой чикнул по брюху, но надрез почти не кровил, и одна убежала, а вторая упала». Похоже, осведомленность полная, но с другой стороны, изувеченных животных видело много народу. После двух недавних случаев полицейским пришлось даже оцепить место преступления, чтобы ветеринар смог завершить осмотр. И все же: «без десяти минут три ночи»… поразительно точное указание на время.
– Нам известно, кто такой этот Грейторекс?
– Вероятно, сын мистера Грейторекса, хозяина фермы «Литтлуорт».
– У него были приводы в полицию? Были причины обратиться с письмом в Хеднесфорд к сержанту Робинсону?
– Ни того ни другого.
– А при чем тут фазы Луны?
Сержант Парсонс, плотный, черноволосый, имел обыкновение в задумчивости шевелить губами.
– Люди всякое болтают. Новолуние, мол, языческие обряды и все такое прочее. Затрудняюсь сказать. Но точно знаю: одиннадцатого апреля на скотину никто с ножом не нападал. Неделю спустя – да, было дело, если ничего не путаю.
– Не путаете.
Инспектору сержант Парсонс импонировал куда больше, чем какой-нибудь Аптон. У Парсонса, человека нового поколения, и выучка была не в пример лучше; пусть несколько медлителен, зато вдумчив.
Уильям Грейторекс оказался четырнадцатилетним школяром; почерк его даже близко не стоял к доставленному в полицию письму. Ни о Ли, ни о Шиптоне он слыхом не слыхивал, но сообщил, что Эдалджи немного знает: по утрам они с ним иногда ездят в одном вагоне. В полицейский участок Хеднесфорда его никогда не заносило; как фамилия тамошнего начальника, сержанта, он понятия не имеет.