Артуриана
Шрифт:
Я бросилась к брату, обняла за плечи, он ответил слабым пожатием руки. Я снова стала собой. Он уже не мог говорить, и я знала, что произнести прощальные слова придется мне. И я их сказала.
— Нам предстоит путешествие, Артур. Совсем недолгое, последнее путешествие.
Закрыла глаза, собрала всю ту магию, что осталась, потому как нет ничего сложнее, чем открыть ворота, ведущие в блаженные края Авалона, куда нет дороги никому из людей. Мои ладони и лоб взмокли от напряжения, дыхание стало хриплым, казалось, еще немного и тело не выдержит. Но вот пространство сдвинулось. Я не была бы собой, если бы не смогла сделать этого.
Миг —
Я отпустила короля, подошла к берегу, размахнулась изо всех сил и бросила Эскалибур так далеко, как только могла. Сверкнув на солнце, клинок описал дугу, полетел в воду, и тут — произошло невероятное. Из пучины возникла женская рука, которая схватила меч, ловко поймав Эскалибур за рукоять. А после медленно опустилась обратно, унося великий клинок, что будет ждать отныне, когда появится новый воин, достойный держать в руках своих столь славное оружие. Потрясенная увиденным, я стояла, не в состоянии пошевелиться, пока не вспомнила, наконец, о своем умирающем брате. Стряхнув оцепенение, я бросилась к озеру, зачерпнула обеими ладонями воды и побежала обратно к Артуру.
Опустившись рядом с ним на колени, осторожно вылила живую воду на рану, которая тут же затянулась, кровь перестала вытекать, дыхание короля сделалось ровным, — и все же, он не открыл глаз, не произнес ни звука, не шевельнулся. Артур спал тем же вечным сном, каким спал теперь и волшебник Мерлин.
В отчаянии, я стояла, не зная, что следует предпринять далее.
— Моргана! — вдруг услышала я чей-то голос, доносившийся издалека. Обернувшись, с изумлением увидела длинную лодку, что медленно приближалась к нам. В ней стояли восемь женщин, в длинных черных балахонах, их лица были закрыты темными покрывалами.
— Он уснул, — произнесла одна из женщин. — И будет спать долго-долго, пока не придет в Альбион беда великая, пока не призовет народ своего короля, того, кто подарил им веру в справедливость и честь, кто создал идеи равенства и братства. До той поры — Артур будет здесь, погруженный в спокойный сон, посреди великого Авалонского озера, а ты можешь пойти с нами и остаться в этой стране. Остаться с ним и со своим племенем, ибо волшебники и волшебницы теперь покинули землю. Нам больше нет там места. Мы — последователи старой религии, такие же, как ты. Пойдешь ли ты с нами?
С этими словами женщина, что говорила, вдруг откинула покрывало. Маска с пустой глазницей закрывала половину ее лица, и я узнала Морриган, изгнанную богиню смерти, что теперь оставалась здесь, в стране блаженного Авалона, навеки покинув мир людей.
— Да, — с почтением поклонилась свергнутой богине, — Я пойду с вами. Мы пойдем с вами. Я и мой брат. Прости, что сомневалась в тебе. Прости, что хотела занять твой престол. Гордыня ослепила меня. Не по мне эта ноша. Позвольте остаться с вами.
— Пусть будет так, — кивнула Морриган, сделав знак своим спутницам. Женщины перешагнули борт и пошли прямо по воде, остановились рядом, выйдя на берег, а потом легко подхватили тело Артура и понесли к своей мрачной лодке. Я пошла следом — осторожно поставила ногу на озерную поверхность, ожидая, что сейчас упаду и промокну, но к моему изумлению вода держала, дробясь и покачиваясь под моими ступнями. Радостно улыбнувшись, я пошла за ведьмами к их кораблю смерти.
Они погрузили туда тело Артура, вошли сами, я последовала за ними, — и лодка заскользила по поверхности
Остров превосходил все мои ожидания, он был невыразимо прекрасен. А прямо посреди него, на пологом холме, высилась башня без крыши и шпиля. В этой башне соорудили поистине царское ложе для короля Камелота, туда и уложили мы Артура, укрыли красным плащом с золотыми коронами, вышитыми на нем, и оставили спать спокойным сном, до тех пор, пока не наступит час его пробуждения.
Я же поселилась в Авалоне, последовав за своими сестрами, готовая пребывать там столько, сколько понадобится, пока моя собственная смерть не придет за мной.
***
Осталось совсем немного рассказать в этой истории, о том, что же случилось с теми, кто пережил разрушительные битвы и сражения.
Королева Гвиневера, узнав о смерти мужа, долго плакала в своей башне, а после, как и обещала, приняла постриг в монастыре, посвятив жизнь Богу до последних дней, и молила его о прощении, ведь себя винила королева в случившемся.
Сэр Ланселот, узнав о смерти матери, о смерти Артура и Мордреда, а также своих братьев, рыцарей Круглого стола, премного опечалился, но решил, что ничто больше не держит его в Броселианде, сердце рвалось в Камелот, туда, где ждала любимая, в одночасье ставшая доступной. Теперь уже некому останавливать Гвиневеру, некому тревожиться за ее честь.
И помчался он в Камелот, но не нашел во дворце возлюбленную королеву. Долго-долго искал ее по всему Логресу, пока не оказался в дальнем монастыре, где жила теперь Гвиневера. Увидев ее в монашеском одеянии, он почувствовал, как сжалось сердце. Опустился на колени и стал умолять покинуть монастырь, вернуться в Камелот или же отправиться с ним в поместье Компер, став его законной женой, ведь ее супруг мертв.
Но Гвиневера осталась непреклонна — она отдала свою жизнь в руки Господа и от обета не отступилась. Королева сказала бывшему возлюбленному, что все еще любит его, но прогнала от себя, повелев не появляться никогда больше.
В отчаянии, Ланселот также отправился в монастырь и принял сан, став одним из монашеского братства. Но никак не мог он обрести покоя, считая, что его вина во всем. Для него леди Вивиана хотела получить престол, о нем мечтала Моргана. Если бы не любовь к королеве, не возникло бы раскола при дворе, не перессорились бы рыцари, Артур был бы до сих пор жив, а Гвиневера все еще была бы королевой.
Но не понимал несчастный, что не в том была его истинная вина. Истинная вина сэра Ланселота заключалась лишь в том, что он был слишком хорош для нашего мира. Слишком красив, слишком отважен, слишком благороден, слишком удачлив в бою, слишком честен. Он приковывал к себе все взгляды, и в то время как заставлял одни сердца учащенно биться от восхищения и любви, другие заставлял сжиматься от зависти. Зависть людская сгубила рыцаря. Женщины боролись за его внимание, мужчины мечтали сразиться с ним и победить, многие искали его дружбы и расположения. Сталкиваясь друг с другом, проливая слезы и кровь за право быть рядом с Ланселотом, они разрушали и мир вокруг него, все, что было дорого рыцарю мгновенно обращалось в пыль, все, что он пытался построить, оказывалось в руинах, мечты становились призрачными и исчезали, словно миражи, и потому никак он не мог достигнуть заветной гавани, чтобы обрести, наконец, покой и счастье.