Арзюри. Книга 2. Данк
Шрифт:
— Хэй! Нужна помощь? — весело спросил он, используя привычную здесь форму приветствия.
— Нет. Спасибо. Хэй, — прерывисто ответила девушка.
— Извини, если лезу не в свои дела, но мне больно смотреть, как ты себя изводишь. Если в этом виноват мой двойник…
— Ваади тут ни причем. И ты тоже.
— Тогда, может, я могу чем-то помочь?
Лиз покачала головой, тихо всхлипнув. Глубоко вздохнув — зачем только во все это влез? — Вадим подошел и сел рядом с девушкой, слегка обняв ее за плечи.
— Давай, быстро-быстро мне все
Наверное такая у него была судьба. Лиз снова, как всего лишь три дня назад у озера, уткнулась лицом ему в плечо и заплакала. Но на этот раз их никто не спугнул — колонистам было не до прогулок, все были заняты укреплением лагеря.
Из довольно бессвязных реплик Вадим узнал, что через несколько дней, сразу после Противостояния, Лиз должна вернуться домой. Вернее не «должна», а «может». И собиралась это сделать — здесь уже ждут очень много вещей, которые нужно доставить с Земли через хоган. Целые простыни списков с необходимым уже ждали ее. Но… она не может…
Во время путешествия вниз по реке погиб Винни Пух. Ее друг. Любовник. А теперь она выяснила, что беременна. Это его ребенок! Если она пройдет через хоган, ребенка не станет, все знают, что организм полностью очищается и восстанавливается и из него удаляется все чужеродное. Включая ребенка.
Что делать? Если она шагнет в хоган, ребенок Винни Пуха никогда не родится. Если она останется, то ребенок родится и будет вынужден всю жизнь провести здесь, в этих чудовищных условиях, не увидев ни голубого неба, ни Земли…
Магда советует войти в хоган и там, на Земле найти прототипа Винни Пуха — почти наверняка ее собственный прототип захочет поменяться с ней местами и пожить на Арзюри. То есть у нее будет три года на Земле, чтобы разобраться со своей личной жизнью. Но ребенок… этот ребенок… его не станет…
Вадим слушал ее с легким ощущением паники. Он действительно ничем не может помочь Лиз. Ведь он лишь хотел поподробнее узнать о своем двойнике, понять что делал и как жил здесь Ваади. А такие вот непростые решения каждый человек должен принимать сам! Чем здесь можно помочь? Свою голову ей не поставишь, чужую душу не поймешь…
Так они и замерли, обнявшись, на берегу. В спокойной воде отражались звезды и луны, где-то в лагере слышался стук и разговоры, а двое почти незнакомых людей все сидели и сидели, почти без движения, молча размышляя каждый о своем.
Наконец Лиз встряхнулась и поднялась с песка.
— Спасибо, Вадим. Наверное, ты хороший человек, но нужно идти. У тебя свои дела, у меня свои…
И ушла. Он еще немного посидел, потом, крякнув от натуги, встал и пошел к следующему своему подозреваемому.
* * *
Удивительно, но надвигающееся Противостояние его не пугало. Какое-то стихийное бедствие, по-видимому, ну так, по слухам, оно тут каждые полгода, так что вряд ли что-то серьезное — что-то вроде снежной зимы или весеннего половодья на Земле. Неприятно, но ничего особенного. Поэтому Вадим
Спал он урывками, только тогда, когда уже валился с ног. Как-то проспал ужин, но умереть с голоду здесь не давали никому, даже лентяи были гостеприимны и частенько угощали своего «следователя».
И вот, заснув где-то под утро, Вадим вдруг был разбужен — в его келью ворвался Игнат:
— Вставай, соня! Ты, идиот, не законопатил свою келью, выметайся отсюда, иначе кранты. В лучшем случае лечить потом придется. Обязательно завесь дверь всеми своими одеялами, чтобы от тебя не нанесло всякой дряни…
Ветеринар-лекарь не умолкал ни на секунду. Даже когда он убежал, убедившись, что пациент проснулся, — из коридорв то громче, то тише все слышался его голос.
Вадим, глотнув травяного чая, выскочил из кельи. Потом вспомнил про напутствие Игната, поставил кружку у стены и вернулся в спальню. Дверей в кельях не было — их заменяли где аккуратно, а где и неряшливо подвешенные шторы. Одеял у него было два, да еще плед. Самое толстое одеяло он приделал на крюки для штор, затем вышел и начал раздумывать, как же закрепить остальные? Наверное надо бы найти такие же крюки и вбить их в каменные стены?
В этот момент послышался звон железа о камень и ругань — по коридору катилась его кружка, которую случайно пнул проходивший мимо Вениамин Соров.
— Тебя тоже подняли, да? — буркнул он, стоя на одной ноге и потирая ушибленные пальцы другой.
— Ага. А ты почему босой?
— Люблю босиком ходить. Дома всегда так хожу…
— Чего застряли, мальчики? — обрушилась на них пробегающая мимо Этель. — Соров, срочно обуйся. И вообще наденьте на себя минимум три-четыре слоя одежды, защитные маски, шапки и все, что найдете. Срочно!
Сама она уже явно облачилась по собственному рецепту — тонкий свитер прикрывали две или три рубахи, на горло намотан в три слоя вязанный шарф, сверху наброшен длинный кожаный плащ. На ногах — высокие сапоги, явно на несколько размеров больше чем нужно, в которые заправлены широкие голенища рабочих стеганных брюк. Голова обмотана шалью, оставляя открытыми лишь стекла больших круглых очков.
— Мне нужно изолировать вход в свою келью… Игнат приказал…
— Кобринки тебе в пасть, парень! Ты что, не законопатил воздуховоды?
Она махнула рукой и умчалась в направлении главного зала. Через минуту оттуда прибежал Телиг с большой банкой и кистью.
— Твою келью запечатать, Вадим? — спросил он.
Окуная кисть в банку, он быстро покрыл весь периметр дверного проема какой-то густой жидкостью и приказал Вадиму с Соровым тщательно приклеить одеяло. Затем прошелся по краям уже прилипшего к стене заслона и уже без подсказки парни приделали поверх еще и плед, всю поверхность которого Телиг тщательно промазал той же жидкостью.