Асгард Возрождённый
Шрифт:
Его Слава и Его Сила, Его Сияние и Его Тень. Всё, взятое совокупно, соединилось в Престоле, влекомом сказочными существами. Он разом и движется, и пребывает в покое, и око Творца вечно на нём, с любовью и заботой следит за оставленным позади Упорядоченным. Оно как ребёнок – миг рождения, и новая жизнь уже неподвластна никому, новая душа явилась в мир.
«Он ушёл. Остался Престол, как напоминание тем, кто сможет подняться достаточно высоко, о том, Кто сотворил Упорядоченное, как велики мощь и слава Его и как мелки наши собственные свары. Око Творца смотрит на нас, оно полно заботы и лёгкой грусти, ибо Он
Но Престол был живым, не просто застывшим в извивах прихотливой резьбы мёртвым памятником Его величию и напоминанием всем, откуда началось и откуда пошло Упорядоченное.
Престол был силой сам в себе. Он не правил, не отдавал приказов, не карал и не вознаграждал. Он оставался вечной истиной, сокрытой за порогом смерти, для тех, кто найдёт в себе силы пройти великой тропой и увидеть, какими только достойно быть силе и славе.
И было что-то ещё, неуловимое, ускользающее, как тёплый летний луч, скользящий по поверхности прогретого пруда, кишащего простой, безыскусной жизнью. Что-то… человеческое, совершенно не божественное. Божественное ушло – за пределы Упорядоченного, в Хаос. Чем стало оно там – неведомо, чем обратилось? И то, что осталось здесь, ни во что не вмешивающееся, не повелевающее никакими армадами и ордами, словно бы грустило по ушедшей навсегда части, и – ждало возрождения.
Да, именно так, вдруг осознала валькирия.
Престол оставлен как залог Его грядущего возрождения – или возвращения. Когда произойдёт великая трансформа, Творец вновь восстанет во всей славе Своей и двинется дальше, в бездонный Хаос, чтобы там тоже смогли бы жить, дышать, любить, ненавидеть живые, свободные существа. Их жизнь – вот высшая ценность. Творец творит, чтобы они жили, разрушает, гасит, растрачивает Себя, чтобы дать через это смысл и силы бесчисленным мириадам живых созданий, разумных и нет, чтобы дать им испытать всё, именуемое «жизнью».
Райна стояла, ощущая спиной крепкую грудь брата-воина, прозвание которого было для неё сейчас совершенно неважным. Каждый, кто достиг того же, что и она, становился ей братом.
Смотреть на Престол она смогла бы вечно. И никакие архонты, вставшие на её пути по золотой тропе, уже не смогли бы помешать.
Творец должен возродиться. Может, для таких, как она, для смотрящих глазами плоти, Он примет понятный и воспринимаемый облик. Быть может, таким, как она, покажется, будто Он явится и воссядет на Престол, после чего двинется прочь из Упорядоченного торжественной и величавой процессией, но это будет лишь то, что увидят наши телесные очи.
А что потом случится с Упорядоченным – уже не так важно. Время прекратит течение своё, и жизнь прекратится, чтобы начаться вновь уже в другом Упорядоченном, лучше и прекраснее прежнего.
Но пока она стоит, счастливая, на вершине Мирового Древа, рядом с новообретённым братом, и лицезрит Престол.
Башни Асгарда поднимались прямо на глазах. Маг Скьёльд и впрямь оказался незаменимым помощником. Всякое дело у него спорилось – возводить ли хитроумные подъёмники, гнать ли из далёкого Хьёрварда караваны с неподатливым камнем северных скал, или пусть даже и обеспечивать всех строителей свежим пивом.
Круг рун замкнулся вокруг
Старый Хрофт всё больше времени проводил в гордом одиночестве, если не считать Фенрира. Огромный волк мало-помалу осваивал издревле присущую ему, прямому наследнику Локи, способность менять облик. Далеко он не продвинулся, но, во всяком случае, научился превращать себя в волка обычных (ну, или почти обычных – холка в рост человека) размеров.
Часто Фенрир устраивался у ног Одина, ничуть не смущаясь, как бы подчинённой позой. Иногда клал тяжёлую лобастую голову Хрофту на колени, и всё это – молча.
Похоже, он простил Старого Хрофта за долгое своё заточение.
– Нам ведь с тобой ещё сражаться в день Рагнарёка, ты не забыл? – не выдержал как-то раз Отец Дружин, когда волк в очередной раз утвердил собственный подбородок на его коленях.
– Нами в тот день станет сражаться с собой сама Судьба, – напыщенно провозгласил сын Локи. – Нам не следует роптать. Мы будем как меч и копьё, не более того. Меч разрубит копейное древко, но и сам сломается о его наконечник. Здесь нет больше места чувствам, дядя. Мы лишь исполним своё предназначение – сразим друг друга, как положено героям. – Фенрир поёрзал, устраиваясь поудобнее. – Но пока, коль мы возрождаем Асгард, не вижу надобности в суровостях.
– Что же ты станешь делать, когда мы закончим? – не удержался Один.
– Останусь тут. Уверен, асы поймут, – с неколебимой верой сказал волк. – Мой отец… он тоже поймёт. И поможет убедить остальных. В конце концов, я не виню вас, особенно асиний. Они испугались.
– Да, – признался Старый Хрофт. – Мы испугались. И, обуянные страхом, нарушили клятву.
– А не случись этого, – вдруг с горечью перебил волк, – может, и нам не пришлось бы биться. А так… никуда не денешься, великий Один. Судьба всевластна. Предопределённое исполнится, но лишь тот может назватья героем, кто до конца шёл против необоримой судьбы.
– Клянусь собственными священными браслетами, ты что, втайне брал у Браги уроки красноречия?
– У меня было слишком много времени всё это обдумывать. – Губы волка чуть дрогнули, обнажая белоснежные клыки. – Заняться мне было особо нечем, как ты понимаешь, великий Один.
– У нас хватит иных забот до всякого Рагнарёка, – усмехнулся Старый Хрофт. – Скьёльд уверяет, что Хедин, Познавший Тьму, пойдёт на нас войной…
– Обязательно пойдёт, – с готовностью подтвердил волк. – Я б на его месте пошёл бы непременно.
– Это почему же? – поразился Старый Хрофт.
– Двух вожаков в одной стае не бывает, – лаконично отрезал Фенрир.
– Чепуха. Новый Бог Хедин и Новый Бог Ракот остаются, как и были.
– Это тебе так кажется, дядюшка, – оскалился волк в зловещей ухмылке. – Прости меня за непочтительность, но…
– Но что? – Один сдвинул брови.
– Но возродить Асгард – это не просто вернуть асов, – шепнул вдруг Фенрир. – Не чувствуешь? Не чуешь? А я так да. Кровь, кровь, очень много, как перед большой охотой. У нас, у волков, это изначально. Когда вы привязывали меня, я знал, что крови не будет. И… не был готов. А сейчас она повсюду. В воздухе, в воде, на земле. Только мы её не видим, она ещё не пролилась.