Аскольд и Дир

Седугин Василий Иванович

–  Неси чего послаще для сударыни. А мне наваристых штей, говядины, какую умеют готовить только у вас, и бокал пива.

День был чудесный. В отворенные окна бил солнечный свет, открывался прекрасный вид на Днепр и левобережье. Аскольда распирало от нахлынувшего счастья, он потирал руки, говорил:

–  Так надоела тамошняя еда! Мужики на костре готовили одно и то же - похлёбку из репы, приправленную иногда мясом или рыбой. Северяне скот угнали в Чернигов, посылал я охотников в лес за добычей. Но однажды двоих

убили, наверно, кто-то из местных жителей, пришлось отказаться. Зачем ненужные жертвы? Рыба из Днепра одна и спасала…

Только тут он заметил измученный вид Есени, спросил встревоженно:

–  Тебе неможется?

Она улыбнулась одними губами:

–  Да нет, ничего…

Он настаивал:

–  Но я вижу. Не заболела случаем?

Она ничего не ответила.

Челядин принёс в глиняных чашках шти, говядину и бокал пива для Аскольда, а перед Есеней выложил медовые пряники, виноград, финики, мандарины.

Аскольд с жадностью принялся за еду, Есеня не притронулась. Он это заметил, когда опорожнил чашку со штями. Спросил удивлённо:

–  Есеня, с тобой что-то происходит. Ты всегда любила эти кушанья.

Она мельком взглянула на него, судорожно сглотнула слюну, ответила:

–  Не хочется почему-то…

–  Может, у тебя жар?
– Он протянул ладонь к её лбу, но она тотчас отпрянула назад, проговорила торопливо, не поднимая глаз:

–  Мне надо тебе что-то сказать…

Он положил ложку на стол, стал внимательно смотреть на неё.

–  Говори. Я слушаю.

Она немного помедлила, с трудом проговорила:

–  Я хотела тебе сказать, что… что… что нам не надо больше видеться.

Аскольд на некоторое время остолбенел, потом спросил:

–  Почему?

–  Потому что… Ну ладно, всё равно уж… Но так трудно произнести…

–  Чушь какая-то. А ты не шутишь? Ведь мы встречались целых два года, у нас было всё хорошо. И вдруг…

–  Я не буду с тобой прогуливаться, - с неожиданным упорством повторила она.
– Пойми это раз и навсегда. Никаких встреч и свиданий у нас больше не будет. Вот и всё.

Произнеся эти слова, она склонилась низко к столу и сжалась, будто ожидая удара.

Он долго смотрел на неё, поражённый её словами. Потом попросил сдавленным голосом:

–  Подними голову. Скажи мне это, глядя в глаза! Она нашла в себе силы выдержать его взгляд и ответила:

–  Мне не надо было ехать сюда, в харчевню. Я должна была сказать тебе у себя дома…

–  И что же?

–  У меня не хватило сил…

И тут же стала смотреть в сторону, не вынеся страдальческого выражения его лица.

Он сжал свою голову обеими руками, и лёгкий стон вырвался из его груди. Сказал сокрушённо:

–  Но как же… Ведь всё так хорошо у нас складывалось!

Есеню захлестнула беспредельная жалость. Она произнесла сквозь слезы:

–  Прости меня! Прости, пожалуйста!

Но я не могу оставить всё так, как было…

Он долго молчал. Наконец спросил глухо:

–  За что ты со мной так?

Она опустила голову и ничего не ответила. По лицу её текли слезы. Сказала:

–  Отвези меня домой.

До самого терема молчали. Там он помог ей сойти с коляски, провёл до крыльца. Она освободила руку из его ладони, сказала, не повернув головы:

–  Прости меня. Если можешь.

И ушла в дверь.

Он долго стоял, безвольно опустив руки. Рушились все надежды, рушилась жизнь. Он первый раз полюбил, хотел построить семью, а теперь всё пошло прахом. Впереди серенькое существование, впереди одиночество.

Наконец сел в коляску, вернулся во дворец. Сразу пошёл в горницу Дира.

–  Ты чего такой, как в воду опущенный?
– спросил тот его весёлым голосом.

Аскольд рухнул в кресло, проговорил отрешённым голосом:

–  Есеня меня оставила…

–  Нашёл о чём горевать! Знаешь, сколько девушек в Киеве? Мало девушек, бери вдовушек! Каждый год бушуют войны, мужиков убивают, как комаров. Иди и утешай бедняжечек!

–  Такое говоришь, брат, что слушать неохота. Есеню я люблю по-настоящему. А она от меня ушла и не объяснила, почему так поступила. Я должен знать, почему… Не представляешь, как я обескуражен. Просто не могу взять в толк, что произошло.

–  Она ничего тебе не сказала?

–  Даже не захотела назвать причину нашего разрыва. Ничего не понимаю и не представляю, что делать. Посоветуй мне! У тебя такой опыт общения с женщинами! Тебе известны все ходы и выходы!

–  Изволь! Мне это не трудно сделать.

–  Хочу бежать к ней, просить, умолять, требовать объяснений…

–  Ты мужчина. Ты викинг. Разве можно так убиваться из-за женщины?

–  Причём тут викинг, если я люблю её?

–  Возьми себя в руки. Она оставила тебя, потому что у неё другой мужчина.

Аскольд побледнел.

–  Откуда ты знаешь?

–  Этот другой - я.

Аскольд немигаюче уставился на Дира.

–  Этого не может быть!

–  Думаешь, я шучу?

Аскольд посерел. Он беззвучно открывал и закрывал рот, будто рыба, выброшенная на берег. Наконец произнёс свистящим шёпотом:

–  Ты не мог поступить так, брат.

Лицо Дира было невозмутимо, на губах блуждала лёгкая усмешка.

–  Ну что ты так разволновался? Есеня со мной. И не думай её вернуть. Делать нечего, она полюбила меня. Мне жаль тебя, но она теперь моя.

Всё услышанное Аскольду казалось бредом. У него в голове не укладывалось, что его наречённый брат, который во всем ему помогал, поддерживал во всех начинаниях, которого он спасал от смерти, с которым они сражались плечом к плечу, оказался предателем. Он смотрел на него и не мог поверить.