Аскольдова тризна
Шрифт:
— Правильно, правильно! — поддержали его.
— Хорошо, — согласился Дир. — Селян, сколько мы, укрывшись кожами, будем идти по Днепру?
— Да с полпоприща, княже. Потом Днепр, будто в скалах себе путь пробив, вытекает из ущелья и широко разливается — берега аж еле видны, и перед взором сразу открывается остров Дикий... Мы и причалим к нему.
— Надо нам там останавливаться? — снова захотел уточнить Дир.
— Надо! — твёрдо ответил совет.
...Укрытые мокрыми воловьими кожами, лодьи киевлян благополучно миновали проклятый узкий проход и вырвались на простор.
С незапамятных времён существовала легенда, что в этом месте Днепр, натолкнувшись в своём течении на высокую гору, великим усилием пробил её и нашёл себе выход.
Нуждающихся в починке лодей оказалось больше, чем предполагалось: у некоторых сломались щеглы, мачты, у нескольких в днищах образовались вмятины, чудом не пропустившие на плаву воду, и, когда вынули щепки, открылись отверстия. Эти поломки в основном случились при падении лодей с катков, а одну даже пришлось оставить у подножия крутого холма, когда она, нечаянно скатившись, изломалась так, что уже не подлежала восстановлению.
Пришлось устранять и всяческие мелкие поломки на разных судах, а времени на это дано было князем очень мало. Пришлось чинить от зари до зари, не разгибая спины. Поэтому в помощь корабельщикам Дир по просьбе Вышаты выделил почти три десятка дружинников, среди которых находились и отроки — ровесники Марко.
Любопытные молодцы, несмотря на загруженность, всё же ухитрялись улучать моменты, чтобы обследовать Дикий.
Когда взрослые отдыхали после обеда, отроки шныряли по всему острову, не боясь полудниц, кои превращались, по поверью, в чёрных старух, нападали на тех, кто бодрствовал и, следовательно, не уважал бога сна, и могли своими клюками забить наиболее строптивого насмерть.
Но отроки всегда имели при себе оружие — острые ножи, луки со стрелами, шестопёры, боевые топорики. Попробуй тронь!.. На острове росли дубы, груши, яблони, жёлтые акации, осокори, вязы, ясени. Отроки вдруг попадали и в заросли тёрна, боярышника, шиповника и малинника.
Мальчишки есть мальчишки — объедались лесными ягодами так, что потом пучило животы, и приносили ягоды, доверху насыпанные в шлемы, на островной вымол, где чинили лодьи. Поэтому взрослые на полуденные гулянья отроков смотрели снисходительно, лишь верховный жрец Радовил укорял их за нарушение обычаев предков и пугал злыми духами. Но всё можно претерпеть ради удовольствия побывать, к примеру, у каменной черепахи, на панцире которой ещё древним человеком были выбиты какие-то знаки. А рядом с черепахой находилась пещера, будто выдолбленная в скале и похожая на жилище, и на стенах её были нацарапаны такие же знаки. Марко, глядя на них, произнёс:
— Вот бы разгадать эти знаки! Может статься, мы бы узнали, как жили здесь самые древние люди.
— А чего там?! Также ходили на лодьях по Днепру, стреляли из луков, — предположил чудаковатый верзила Олесь, славившийся силой даже среди взрослых дружинников.
— Обжирались малиной, как ты... — вставил хитрый, небольшого роста, но ухватистый Милад.
— Я обжираюсь, а ты мимо рта проносишь! — обиделся Олесь.
— Думаю,
Нашли отроки в скалах и «миску» с ровными покатыми краями, по форме такую же, в которой за обедом женщины подают похлёбку; только в «миске», созданной самой природой, находилась вода и вместо жира плавала зелёная застойная ряска.
Углубившись в лес, поднимешь голову вверх и, словно через дымоволок, в просвет между кронами деревьев увидишь, как кругами парят орлы. Натолкнулись однажды на вепря, подрывающего корни дуба. Лишь с третьей стрелы завалили на землю, а уж добил его по голове шестопёром Олесь. Приволокли на вымол — корабельщики очень порадовались свежатине.
А в плавнях водилось множество птиц: шум и гам на острове не утихал. Стреляли их и ратники, употребляя в пищу себе.
Встретился отрокам табун диких тарпанов: все они были тёмной масти, с густыми развевающимися гривами и хвостами. Как завидели вооружённых людей, сорвались с холма и ринулись в глубь острова, разбивая грудью стену ковыльных высоких трав.
А как-то, долго пробродив по острову, отроки неожиданно вышли к берегу, и с небольшого пригорка их взорам открылись каменные ворота, образованные двумя примыкающими у основания скалами.
— Если б сверху им ещё перекрытие сделать, — предложил тугодум Олесь.
— Тогда бы и дверь можно было навесить, — подначил силача хитрющий Милад, и все дружно засмеялись.
Смутился Олесь, безнадёжно махнул рукой — вечно смеются над ним, но тут же воскликнул:
— Гляньте, вон из-за кустов чья-то рука торчит!..
— Где? Где? — всполошились все.
— Да почти у самой речной воды.
Побежали вниз и из-за кустов извлекли мёртвого... верховного жреца. Его голова была так сильно разбита, лицо изуродовано, что отроки еле узнали в убитом Радовила.
— А говорил, что чёрные старухи накажут нас. А самого, вишь, умертвили как страшно!
— Думаешь, и вправду полудницы его?.. — спросил Марко у Олеся.
— А то кто же! — утвердительно ответил наивный здоровяк Олесь.
Марко и Милад многозначительно переглянулись и, оставив Олеся сторожить тело, побежали докладывать о страшном происшествии Вышате, который непременно поставит в известность князя.
Вышата сказал Диру о смерти Радовила в присутствии старшого дружины Храбра. Узнав об этом, князь рассвирепел — выкатил глаза, начал топать ногами, крича:
— Кругом враги! Брата извели, верховного жреца убили!.. Вышата, назначь людей искать убийц. И сам включись!..
— Включусь, княже...
Воевода вышел от Дира и тут только дал волю чувствам. Лицо Вышаты перекосилось от гнева: «Подлец! Как разыграл... «Кругом враги! Брата извели...» Ты же и извёл, мучитель, и небось верховного жреца приказал своим людям прикончить... Вон как усмехнулся Храбр при известии о гибели Радовила... Он же разбил ему лицо и голову, чтоб можно было на полудниц свалить. Ладно, на них и свалим!» И от этой мысли Вышата начал успокаиваться.