Асмодей
Шрифт:
– Матерь Всеблагая, – проговорила Аврора, вставая пред таинственным дуэтом, – охрани нас. – Мессир, – склонившись в достаточно неуклюжем поклоне, добавила она, не менее глубокий реверанс подарив и Михаилу.
– Я видел Вас на площади, – начал архангел, окинув девушку с головы до ног, – Вам было жаль их. Почему? Сегодня на плаху взошли падшие женщины, насильники, убийцы. Их осудил мирской суд и к вечным мукам приговорят небеса. Их участь была предрешена и более того – заслужена.
Аврора подняла на Михаила непонимающий взгляд. Как так… уж ангелу-то должно быть знакомо
– Никто не рождается с темной душой, Владыка. Если на долю человека выпали тяжкие испытания, заставившие его свернуть с праведного пути, в праве ли такие, как я вешать на него клеймо?
– Кто эта очаровательная француженка? – с легкой улыбкой произнес архангел.
– Это Аврора д’Эневер – жемчужина в короне Асмодея, – отозвался Люцифер, взглянув на опустевшую плаху.
– Должен заметить, ему несказанно повезло! – добавил Михаил, в очередной раз оглядев девушку с головы до ног, будто выбирал товар на рынке. – Тебе не место в скорбных владениях моего брата, но и небеса не могут тебя забрать. Так в чем твой грех, дитя?
– Отвечай, – повелительно произнес Люцифер, поймав на себе вопросительный взгляд Авроры.
– Должно быть в беззаветной любви к моей семье. Жизнь в обмен на душу, – не поднимая глаз, ответила она.
– То была печальная сделка, напрасная! – пояснил князь Преисподней, поглаживая по холке ретивого жеребца.
– Но разве справедливо это? Как могло свершиться такое, что к бездне во мрак благая цель мне выстелила дорогу? – с надеждой глядя на архангела, произнесла Аврора.
– Боюсь, так оно чаще всего и случается, – с долей иронии произнес Михаил. – Любовь чувство сильное, благородное, но в то же время пагубное, ибо заставляет человека жертвовать всем, даже собственной верой, жизнью и благими помыслами в угоду объекта его страсти. Грех остается грехом, даже если сотворен он во благо.
– И вновь мы возвращаемся к нашей излюбленной теме, брат, – сверкнув ехидной улыбкой, проговорил Люцифер. – Остались еще двое. Жизни двух человек положены на чашу весов, но кто из них достоин спасения? Безжалостный убийца, карауливший несчастных жертв в темноте парижских предместий или юноша, принявший грех на душу, желая спасти от бесчестья собственную сестру?
– Владыка, есть дела важней этого мира и земных страданий, – вмешался в разговор Лионель, видя мертвенную бледность Авроры.
– Эти дела подождут. Для Преисподней мгновения бытия лишь прах. Мир не рухнет за эти минуты.
– Но Владыка… – закончить Лионель не смог, ибо Люцифер одним лишь взглядом заставил его замолчать, а тем временем, под неутихающий гомон толпы на площадь вывели двоих заключенным, смерть которых должна была стать апофеозом кровавой бойни.
На площади воцарилась тишина, толпа предвкушая нечто необычное в предстоящей расправе затаила дыхание, провожая юношей, которым на вид было не больше шестнадцати лет, к месту их последнего вздоха.
Каждого из них сопровождали два священнослужителя, на ходу зачитывая на латыни какие-то псалмы. Один
При одном их виде Аврора почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, так близка была ее сердцу участь первого юноши, о Боги, да она и сама на все была готова ради своей семьи, как же можно допустить столь скорбную участь?! Пытка, кара, но не смерть! Она искоса взглянула на Лионеля. Тот, бледнее своей манишки, безотчетным движением отшвырнул в сторону набитую табаком трубку, хотя даже не попытался ее раскурить.
Один лишь Люцифер был невозмутим. Мало того, легкий румянец проступил на его мертвенно-бледном лице. Ноздри раздувались, как у хищного зверя, чующего кровь, а полураскрытые губы обнажили ряды зубов, белых и острых, как у настоящего волка. Поразительно, но при всем том на лике его лежало то выражение мягкой приветливости, коего Аврора еще никогда не замечала у падших созданий; особенно удивительны были его ласковые бархатные глаза, отливающие небесной чистотой. От одного лишь взгляда в их поразительную глубину ее обуял суеверный страх.
– Как Вы думаете, мадемуазель, – учтиво произнес Люцифер, переведя на девушку вполне серьезный взгляд. – Достоин ли кто-нибудь из них жизни? Все вы – люди, часто взываете к божественной справедливости: «не суди, да не судим будешь». А меж тем, сегодня по негласному договору с моим братом, я воплощаю эту справедливость. Я готов проявить заслуженное милосердие или покарать неповиновение.
– Мессир, я…
– Думайте, моя дорогая, думайте! – перебил ее Люцифер. – Вглядитесь в них внимательно, мысленно пройдите по их жизненному пути, совершите те же ошибки, упадите в те же ямы, сумейте подняться и пойти на встречу страшному итогу. Думайте, думайте прежде, чем ответить, ибо в Ваших руках жизнь одного из них.
Между тем осужденные приблизились к эшафоту, и уже можно было разглядеть их лица.Первый был красивый смуглолицый малый с вольным и диким взором. Цыган по крови и по духу. Он высоко держал голову, словно высматривая, с какой стороны придет спасение, но ничего не происходило.
Второй юноша был толст и приземист; по его гнусному, жестокому лицу трудно было определить возраст. Голова его свешивалась на плечо, ноги подкашивались; казалось, все его существо двигается покорно и механически, без участия воли.
– Ну что же Вы молчите, дорогая?! Огласите свой приговор. Просите, нет, требуйте! Вы проделали столь долгий путь, чтобы меня найти. И я исполню Ваше желание.
– Владыка…
– Не помню, чтобы Вы проявляли подобную робость, когда на кону стояла Ваша собственная судьба. Впрочем, я готов дать Вам подсказку, мой брат, присутствующий здесь, – он кивнул в сторону Михаила, молчаливо наблюдавшего за действом, – считает, что небеса могут простить того, кто чист душой и пожертвовал собственной жизнью ради спасения чести сестры. Убийство насильника: грех или возмездие?