Асмодей
Шрифт:
– И мое сердце искренне радеет за этого юношу, нет в том его вины. Его грех велик, но он не стоит его жизни! – вкрадчиво проговорила Аврора.
– Значит, Вы хотите, чтобы я помиловал этого юношу?
– Всей душой, Владыка.
– А что же второй? Готовы ли Вы собственной рукой подписать его приговор? Решение придется принимать Вам. Жизнь одного – смерть другого. Решайте, моя госпожа. Решайте, иначе они погибнут вместе.
При одной мысли, что ее слово должно решить участь этих несчастных, Аврора содрогнулась, вцепившись вспотевшей рукой в ладонь Лионеля, будто желая найти в ней решение проблемы бытия. Здравый смысл и логика упорно кричали ей о том, что коль уж не можешь вымолить
– У меня нет власти на то, чтобы принимать подобные решения, Владыка.
– Сегодня эту власть даруют Вам небеса и бездна, высшего дозволения Вы просто не найдете.
– Но почему я? – заливаясь слезами, проговорила Аврора. – Я не менее грешна, я тоже убийца, я поддалась человеческим страстям и согрешила против Бога, против людей, против собственной души. Я не заслужила это право. Скорее это я, я должна стоять подле них. Это по мне свою траурную песнь пел топор палача.
Люцифер, заинтересованный этим признанием, провел ладонью перед лицом Авроры, читая грехи, будто открытую книгу.
– И впрямь согрешила, но грех то не твой, не в полной мере. Да и они, эти жалкие людишки заслужили подобной участи. Взгляни на них, неужели твое сердце не переполняет отвращение при виде их наглых физиономий?!
– Но это еще не повод, чтобы обрушивать на их головы проклятия.
– И все же, тебе придется принять решение.
– Я… я не могу, прошу не заставляйте меня.
– Что ж, тогда они погибнут вместе. Я досчитаю до трех и пути назад уже не будет!
– Мессир!
– Раз, два…
– Прошу Вас…
– Три! – он поднял руку, будто давая незримый сигнал палачу и стоит ей опуститься – смерть коснется каждого из них.
– Первый, Владыка, пусть живет тот, кто стал жертвой обстоятельств, защищая свою сестру.
– Почему Вы выбрали его, дорогая? По вашему второй юноша не заслуживает жизни?
– Его грехи более тяжки, Владыка. Если наша жизнь – это наши грехи, то каждый должен получить по деяниям своим.
– Вы так же близоруки, как и мой брат. Судите человека по текущим делам, не заглядывая в будущее, а меж тем, и падший может стать на путь просветления, а чистый душой – согрешить. Я же читаю людские души, и могу заглянуть в их нечестивые сердца. Ваш избранник ничем не отличается от своего товарища по эшафоту. Он достоин смерти не меньше и его рисованное благородство, мнимое смирение – лишь очередная маска, обманывающая нежелающих прозреть. Его будущее – кровь и смерть, так зачем давать чудовищу шанс уничтожить мир, если можно пресечь его деяния от корня? А второй, напротив, уверовав в свое божественное спасение и данный ему шанс готов искупить былые деяния.
– Ты явно увлекся, Люцифер, – перехватив падшего брата под локоть, произнес Михаил.
– Напротив, – отозвался тот. – И я тебе докажу это!
– Повелитель, – начиная понимать коварный замысел Люцифера, взмолилась Аврора, хватая полы его плаща. – Пусть он живет. Пощадите, мессир!Спасите…
– Спасенье! О, поверьте, я спасаю…– вырываясь одежду из ее рук, произнес падший ангел.
– Дьявол, – произнес Михаил, – Дьявол не может спасти душу, он может только подарить человеку покой и забытье на Пустоши.
– Молю…
– О нет, этот спектакль вы все досмотрите до самого конца, и я не позволю вам его прервать, – взревел Люцифер.
Взмахнув рукой, Люцифер будто подменил реальность, остановил время, изменил ход судьбы. И тут произошло небывалое, один из священников, поднимая над головой некую грамоту, поднялся на залитый кровью помост, вставая меж приговоренных.
– Да будет благословен Господь, и хвала его святейшеству
– Помилован!
– вскрикнула толпа, будто этот глас принадлежал одному человеку. – Один помилован! – Услыхав слово “помилован”, стоявший с поникшей головой юноша встрепенулся и поднял холодный взгляд.
– Кто помилован? – крикнул он. Первый же юноша молча, тяжело дыша, застыл на месте.
– Помилован Гийом де ла Форе, прозванный ночным шакалом, – сказал священнослужитель, явно не веря собственным глазам, как такое вообще могло случиться. Немыслимо! Его Святейшество не мог помиловать этого убийцу, но сомнений в реальности папской печати ни у кого не было.
– Владыка, умоляю, – забыв про собственный страх перед Люцифером, вскричала Аврора. – Вы обрекаете на смерть не того.
– Отчего же? – приложив палец к её губам, произнес князь Преисподней. – Смотрите, моя дорогая! Любуйтесь, кого Вы так желали спасти. Смотри и ты, брат. Обитая в небесном замке, ты явно разучился читать людские сердца, что ж, прими от меня этот урок.
– Он помилован!
– закричал первый юноша, сразу стряхнув с себя оцепенение и сбросив маску благородства. – Как такое возможно? Почему помиловали его, а не меня? Я… я лишь защищал свою сестру, а этот нечестивец убивал в парижских подворотнях ради пары медяков! Разве это справедливо? Нет! Мы должны были оба умереть; мне обещали, что он умрет раньше меня; вы не имеете права убивать меня одного, я не хочу умирать один, не хочу! Нет, пустите меня! Я не хочу…
Он вырывался из рук священников, извивался, что уж на сковороде, вопил, рычал, как одержимый, кусался и раздирал запястья в кровь, пытался сбросить кандалы, сковавшие его руки. Палач сделал знак своим помощникам, они соскочили с эшафота и схватили осужденного, пытаясь отволочь его к камню, но не тут то было…
– Боже, что же это? – закрывая уши ладонями, чтобы не слышать кощунственную брань, шептала Аврора. – Как же так…
– Что это? – переспросил Люцифер, не скрывая торжествующего превосходства в голосе. – Неужели Вы не догадываетесь, мадемуазель? Этот юноша, приговоренный к смерти, буйствует оттого, что другой человек не разделит его скорбную участь; будь на то его воля, этот защитник чести и достоинства растерзал бы помилованного собственными руками, только бы не оставить ему жизни, которую сам потеряет. О люди, люди! – воскликнул Люцифер, – Жалкие глиняные сосуды, наделенные духом. Я могу разметать вас одним лишь усилием воли, как же вы порочны и низки. Презренные создания. Я узнаю вас, во все времена вы достойны самих себя, но недостойны прощения!
Цыганенок и помощники палача тем временем катались по пыльной, окровавленной земле под звонкие крики и улюлюканье толпы, а приговоренный продолжал кричать: “Он должен умереть со мной! Я хочу, чтобы он умер! Он не достоин жить! Вы не имеете права убивать меня одного! Я не заслужил, его грех больше. Почему помиловали его. Проклинаю, я проклинаю Вас!”
– Не уводите своих прекрасных глаз, Аврора, – произнес Люцифер, подхватив девушку к себе в седло, – смотрите, ибо клянусь Вам, на это зрелище стоит посмотреть. Великий спектакль, достойный самого Создателя. Вдумайтесь в это: несколько минут назад перед Вами стоял горделивый юноша, взошедший на эшафот со смирением приняв свою горькую судьбину. Он не желал этого финала, но был к нему готов. Готов был принять смерть, не оказывая сопротивления. Знаете, что придавало ему мужество и силу воли? Что утешало его, когда он шел навстречу собственной судьбе? Знаете, почему он выказал смирение? Знаешь ли это ты, брат? Нет, молчи… смотри…прочувствуй…возлюби это отродье, как заповедовал наш Отец…